И.И. Панаев. Прекрасный человек
...О нем твердили целый век:
N.N. прекрасный человек!"
Пушкин
Глава I, служащая вступлением; в ней рассказывается о том, в какую
счастливую минуту родился прекрасный человек
-- Тс! тс! шш! шш! Экой народец какой! Васька, да что же это такое? разве ты не
можешь пройти, не задев за что-нибудь? Мало бьют вас, бестии... Нечаянно?
нечаянно! Да еще бы нарочно? Шшш! Шш! Шш!.. О, господи боже мой! чувства
никакого нет в этом народе, решительно никакого.
Так, качая головою, шептал человек низенького роста, толстенький, с крошечными
глазками, с огромной лысиной, прохаживаясь на цыпочках взад и вперед по комнате.
На этом человеке был надет пестрый бухарский халат, и маленькая шея его была
опутана белым платком, который почти совершенно закрывается широкою орденскою
лентой красного цвета с желтой каемкой...
Хотя этому человеку было только сорок лет, но на его круглом и полном лице резко
обозначились морщины, -- может быть, следствие усиленных трудов, и несмотря на
полноту лицо его было болезненно-бледно, -- может быть, от сидячей жизни. Глазки
его, совершенно заплывшие, будто нехотя, будто с трудом глядели на божий свет; к
тому же в эту минуту он моргал веками, лишенными ресниц, обыкновенного их
украшения. Но да не подумает читатель, чтоб этот почтенный человек моргал по
привычке, -- совсем нет, он не имел никаких дурных привычек, решительно ничего
особенного: какое-то торжественное спокойствие, ненарушимая безмятежность всегда
царствовали на его полной физиономии -- и он моргал веками только в самые
критические минуты своей жизни, когда душа его бывала сильно взволнована и когда
он сильно был недоволен или поражен чем-нибудь. В первом случае он беспрерывно
моргал обоими глазами, во втором только изредка подергивал правым глазом.
-- Шш! шш! -- продолжал он, обращаясь к удалявшемуся в переднюю лакею, который
стучал своими каблуками. -- Ради же самого бога, Васька, шш!.. Как же ты не
возьмешь, братец, в расчет, что ходить тебе взад и вперед совершенно незачем?
Сидел бы в передней да тачал бы сапоги, а то нет...
Лакей остановился, обернулся лицом к барину и разинул рот, но тот в страшном
испуге замотал своими коротенькими ручками, заморгал глазками и снова, но
выразительнее прежнего прошептал: шш!
Когда лакей вышел из комнаты, барин приложил руку к правому уху и, казалось,
стал к чему-то внимательно прислушиваться... Но кругом была тишина ненарушимая;
нагоревшая сальная свеча издавала слабый свет, едва освещая комнату средней
величины о трех окнах, уставленную красными решетчатыми стульями, украшенную
двумя ломберными столами и двумя зеркалами.
Через минуту послышалось слабое стенание, как будто из других соседних комнат:
при этих звуках человек в халате заморгал, почти не переводя дыхания, опустился
на стул, как бы ожидая еще что-то, но опять все по-прежнему сделалось тихо, и,
казалось, долго удерживаемый вздох вырвался из груди низенького и толстенького
человечка и облегчил его. Губы его зашевелились; он забормотал что-то невнятно,
но через минуту, приподнявшись со стула и заложив за спину свои коротенькие
руки, которые едва сходились назади, он снова стал прохаживаться по комнате на
цыпочках и говорить довольно ясно, впрочем, шепотом:
-- Десять лет! десять!.. Истинно неисповедимы судьбы твои, Господи! Все это как
будто сон... И знал, и видел, кажется, собственными глазами, а как-то не
верилось. Надо взять в расчет, что в наше время десять лет очень много времени,
очень! Однако такое странное происшествие должен считать я не иначе, как
милостию божиею; только если бы все благополучно кончилось! а то ведь десять
лет, десять!.. -- И, повторяя беспрестанно это роковое число, он моргал обоими
глазами.
Голова низенького человека опустилась на грудь, так что он подбородком уперся в
самую середину ордена, висевшего у него на шее.
Стр.1