Н. Каразин
Чудеса хирургии, или Ночь Клеопатры
Святочные истории: Рассказы и стихотворения русских писателей.
Составление, примечания С. Ф. Дмитренко.
М., "Русская книга", 1992
OCR Бычков М. Н.
Наконец у нашего паровоза не хватило более сил. Глубоко врезался он своею горячею
металлическою грудью в скатный занос, зашипел, запыхтел, жалобно свистнул раза два и встал.
Забегали по вагонам озабоченные кондукторы, направляясь к голове поезда, встревожилась и
публика... На служителей "тяги" дождем посыпались вопросы: это почему? Что случилось?.. Кой там
черт-дьявол?.. Один заспавшийся пассажир суетился и требовал носильщика, думая, с просонков, что
приехали... Большинство же относилось или, по крайней мере, делало вид, что относится равнодушно к
данному событию, ибо предвидеть сие было весьма вероятно.
Лило с утра, лило весь день... На каждую станцию поезд прибывал с получасовым, и даже более,
опозданием... Накопилось этого опоздания уже часов восемь, а до города, до конечной цели, куда уже мы
давно должны были прибыть, осталось еще верст до сотни...
А поезд был предпраздничный, набит битком пассажирами, и все рассчитывали провести канун,
великий сочельник, в кругу своих родных и близких у, так сказать, уютного семейного очага... Вот тебе и
прибыли!.. Конечно, досадно! И если, в предвидении такой неприятности, лица наших пассажиров уже с
утра стали понемногу вытягиваться, то теперь, к ночи... Можете ли вы себе представить, что
представляли бы из себя физиономии путешественников, если бы выражение "вытягиваться" понималось
бы в буквальном смысле?
Вы, если не все, то, по крайней мере, большинство, по горькому опыту знаете, что такое вагон
второго класса, переполненный пассажирами, да еще предпраздничными, да еще зимою... Про третий
класс я и не говорю! Если бы железные дороги были изобретены во время великого итальянского поэта
Данте, то, наверное, к его поэме "Ад" прибавилась бы новая глава... Пассажиры воспользовались
откидными приспособлениями для спанья, а потому расположились в два слоя. Пассажиры, кроме той
одежды, что на них, запаслись еще, на всякий случай, шубами, шинелями, даже дубленками с их острым,
всюду проникающим запахом, массою пуховых подушек, стеганых одеял и пледов, у всякого корзины по
три, а то и больше с провизиею, ведь дело перед праздниками, и вся эта провизия тоже распространяет
разнообразные ароматы, и все больше угрюмо-постные... А чемоданы, якобы ручной багаж, что двоим из
вагона не вытащить, картонки, узлы, домашние собачонки, пронесенные контрабандою в вагон, под
полою бурнуса своей владелицы, малолетние дети, которым полагается -- de jure только половина места,
a de facto {по праву и на деле (лат.).} полтора... Ну, просто -- ни пройти, ни продышать... Никакого
порядочного приспособления для очистки воздуха... и на ходу-то скверно, а тут стоп! Ни взад, ни вперед,
ни выйти некуда, ни повернуться!..
Паровоз уже давно перестал протестовать своими унылыми свистками, кондуктора попрятались
от праздных вопросов, разных претензий, доходящих даже до ругани. Остается сидеть и ждать -- а чего
ждать?.. Разве что появления какой-нибудь благодетельной феи, которая мановением жезла разнесет в
прах эти снежные заносы, освободит железного богатыря, расчистит перед ним путь... облегчит души
несчастных, заточенных путников. Но когда это свершится, когда?
А вот когда. Поезд застрял, отойдя семнадцать верст от маленькой станции Голодайки, не доходя
до следующей, тоже маленькой, без буфетной станции Холодайки, а за сорок верст ходу -- станция
Выпивайка,-- но это хорошая станция, большая, по шерсти и кличка...
Поездной телеграфный аппарат не действует, кондуктор "побег" до сторожевой будки, "чтобы,
значит, погнать самих сторожей, от будки до будки, пешком на Холодайку, а уж оттедова -- телеграмму
дадут на Выпивайку, чтобы, значит, выслали паровоз с рабочими... Вот и рассчитывайте сами.
Так пояснил и растолковал сущность положения сам "обер" перед тем, как надолго скрыться с
глаз претендующей публики.
Когда, под гнетом неизбежности данного тяжелого положения, всеми овладевает чувство уныния
Стр.1