Текст романа хотя и разбит на главы (их в произведении восемь), внутри глав не содержит даже абзацев: это сплошной поток мысли, от которого можно было бы и устать, если бы мысль автора, обращенная, казалось бы, лишь к читательскому рацио, странным образом не затрагивала и сердце, и чувства, и эмоции – и если бы она не была столь таинственно занимательна. <...> Мысль, идущая сплошным потоком, на самом деле совсем не едина и не цельна. <...> В тексте постоянно ощущается перевод от одной ассоциации к другой, изменение ритма повествования, а также и его эмоциональной наполненности: картинка однообразного нажимания красной и зеленой кнопок и упаковывания бумажной массы сменяется то историей любви, в которой есть ироничное начало, то политическими аллюзиями, поданными в зоологической примитивности (борьба крысиных кланов в канализационных сетях Праги), то высокими романтическими рассуждениями о философии и религии (Шеллинг, Гегель, Христос, Лао-Цзы и др.), то трогательными воспоминаниями, то символами-обобщениями… А. Кравчук <...> В постоянно меняющихся мыслях героя произведения, прессовщика макулатуры Ганти, кружатся, сменяя друг друга, мифологемы «культуры», «цивилизации и прогресса», «Райского сада» (в его противопоставленности «аду» бытия), есть даже мифологема Праги как земного бытия вообще. <...> Это не мотивы, не мысли о культуре или цивилизации и пр., но именно мифологемы: законченные и образно-поэтически выраженные представления Ганти о смысле и месте христианства, культуры, цивилизации в истории человечества и в его собственной жизни. <...> Наиболее подробно выписана исполненная внутреннего драматизма и некоторой нарочитой растерянности автобиографическая мифологема «носителя культуры». <...> Грабал определял его как «балладу, обладающую собственным дыханием» (с. <...> В своей книге «Литература “Пражской весны”: до и после» С. А. Шерлаимова упоминает, между прочим, что критик А. <...> Скорвид приложил много усилий, чтобы передать <...>