I
Дядя и племянник
В самой глухой, отдаленной чаще троскинского осинника работал мужик; он
держал обеими руками топор и рубил сплеча высокие кусты хвороста, глушившие
в этом месте лес непроходимою засекой. <...> Судя по опавшему лицу
мужика,
сгорбившейся спине и потухшим серым глазам, смело можно было дать ему
пятьдесят или даже пятьдесят пять лет от роду; он был высок ростом, беден
грудью, сухощав, с редкою бледно-желтою бородою, в
которой
нередко
проглядывала седина, и такими же волосами. <...> Стужа была сильная; несмотря на то, пот обильными ручьями
катился по лицу мужика; работа, казалось, приходилась ему по сердцу. <...> Время от времени за лесом подымался пронзительный вой ветра; он рвался
с каким-то свирепым отчаянием по замирающим полям, гудел в глубоких колеях
проселка, подымал целые тучи листьев и сучьев, носил и крутил их в воздухе
вместе с попадавшимися навстречу галками и, взметнувшись наконец яростным,
шипящим вихрем, ударял в тощую грудь осинника... <...> Он опускал топор и обращался к мальчику, сидевшему на осине:
- Эй, Ванюшка! ишь куда забрался! того и гляди, ветром снесет, ступай
наземь! <...> Дядя Антон, успокоенный каждый раз таким увещанием, брал топор,
нахлобучивал поглубже на глаза шапку и снова принимался за работу. <...>
Внимание мужика исключительно обратилось тогда к племяннику; его упорное
неповиновение как бы впервые пришло ему в голову, и он не на шутку
рассердился. <...> - А бить станешь? - вымолвил он, наклонив из-за ветки кудрявую свою
головку и глядя пристально на дядю. <...> Ванюшка спустился сажени на две и опять повис на сучке. <...> Ванюшка сидел верхом на
пегашке; он был вполне счастлив. <...> Антон шел
подле, запустив одну руку за пазуху, другой упираясь в оглоблю. <...> Шлюзы были опущены: все три постава работали без устали; главное здание,
обдаваемое с одного бока белою шипящею пеной, тряслось словно в лихорадке;
мука, покрывавшая его кровлю, сыпалась в воду и крутилась в воздухе <...>
Антон-Горемыка.pdf
Дмитрий Васильевич Григорович
Антон-Горемыка
Повесть
----------------------------------------------------------------------Григорович
Д.В. Избранное. Вступит. статья В.Мещерякова.
М., "Худож. лит.", 1976. 527 с.
OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru, http://zmiy.da.ru), 19.08.2004
----------------------------------------------------------------------Сборник
содержит произведения, отражающие основные этапы творческого
пути Д.В.Григоровича: его участие в некрасовском альманахе "Физиология
Петербурга", ставшем манифестом "натуральной школы"; интерес к социальным и
психологическим процессам в крепостной деревне ("Антон-Горемыка"); широкое
изображение народной жизни середины прошлого века в романе "Рыбаки".
Сборнику предпослана статья о жизни и творчестве Григоровича.
Живи, коли можется;
Помирай, коли хочется.
(Народная пословица)
I
Дядя и племянник
В самой глухой, отдаленной чаще троскинского осинника работал мужик; он
держал обеими руками топор и рубил сплеча высокие кусты хвороста, глушившие
в этом месте лес непроходимою засекой. Наступала пора зимняя, холодная;
мужик припасал топливо. Шагах в пяти от него стояла высокая телега,
припряженная к сытенькой пегой клячонке; поодаль, вправо, сквозь обнаженные
сучья дерев виднелся полунагой мальчишка, карабкавшийся на вершину старой
осины, увенчанную галочьими гнездами. Судя по опавшему лицу мужика,
сгорбившейся спине и потухшим серым глазам, смело можно было дать ему
пятьдесят или даже пятьдесят пять лет от роду; он был высок ростом, беден
грудью, сухощав, с редкою бледно-желтою бородою, в которой нередко
проглядывала седина, и такими же волосами. Одежда на нем соответствовала как
нельзя более его наружности: все было до крайности дрябло и ветхо, от
низенькой меховой шапки до коротенького овчинного полушубка, подпоясанного
лыковой тесьмою. Стужа была сильная; несмотря на то, пот обильными ручьями
катился по лицу мужика; работа, казалось, приходилась ему по сердцу.
Кругом в лесу царствовала тишина мертвая; на всем лежала печать
глубокой, суровой осени: листья с дерев попадали и влажными грудами устилали
застывавшую землю; всюду чернелись голые стволы дерев, местами выглядывали
из-за них красноватые кусты вербы и жимолости. В стороне яма с стоячею водою
покрывалась изумрудною плесенью: по ней уже не скользил водяной паук, не
отдавалось кваканья зеленой лягушки; торчали одни лишь мшистые сучья,
облепленные слизистою тиной, и гнилой, недавно свалившийся ствол березы,
перепутанный поблекшим лопушником и длинными косматыми травами. Вдалеке ни
птичьего голоска, ни песни возвращающегося с пашни батрака, ни блеяния
пасущегося на пару стада; кроме однообразного стука топора нашего мужичка
ничто не возмущало спокойствия печального леса.
Время от времени за лесом подымался пронзительный вой ветра; он рвался
с каким-то свирепым отчаянием по замирающим полям, гудел в глубоких колеях
проселка, подымал целые тучи листьев и сучьев, носил и крутил их в воздухе
вместе с попадавшимися навстречу галками и, взметнувшись наконец яростным,
шипящим вихрем, ударял в тощую грудь осинника... И мужик прерывал тогда
работу. Он опускал топор и обращался к мальчику, сидевшему на осине:
- Эй, Ванюшка! ишь куда забрался! того и гляди, ветром снесет, ступай
наземь!..
- Не замай, дядя Антон, - откликался парнишка, - небось не снесет!
Дядя Антон, успокоенный каждый раз таким увещанием, брал топор,
нахлобучивал поглубже на глаза шапку и
снова принимался за работу. Так
повторялось неоднократно, пока наконец воз не наполнился доверху хворостом.
Стр.1