М. Горький
Товарищ!
Русская литературная сказка / Сост. и примеч. Н. А. Листиковой. --М.: Сов. Россия, 1989.
OCR Бычков М. Н.
I
В этом городе все было странно, все непонятно. Множество церквей поднимало в небо пестрые,
яркие главы свои, но стены и трубы фабрик были выше колоколен, и храмы, задавленные тяжелыми
фасадами торговых зданий, терялись в мертвых сетях каменных стен, как причудливые цветы в пыли и
мусоре развалин. И когда колокола церквей призывали к молитве -- их медные крики, вползая на железо
крыш, бессильно исчезали в тесных щелях между домов.
Дома были огромны и часто красивы, люди уродливы и всегда ничтожны, с утра до ночи они
суетливо, как серые мыши, бегали по узким, кривым улицам города и жадными глазами искали одни -хлеба,
другие -- развлечений, третьи -- стоя на перекрестках, враждебно и зорко следили, чтобы слабые
безропотно подчинялись сильным. Сильными называли богатых, все верили, что только деньги дают
человеку власть и свободу. Все хотели власти, ибо все были рабами, роскошь богатых рождала зависть и
ненависть бедных, никто не знал музыки лучшей, чем звон золота, и поэтому каждый был врагом
другого, а владыкой всех -- жестокость.
Над городом порой сияло солнце, но жизнь всегда была темна, и люди -- как тени. Ночью они
зажигали много веселых огней, но тогда на улицы выходили голодные женщины продавать за деньги
ласки свои, отовсюду бил в ноздри жирный запах разной пищи, и везде, молча и жадно, сверкали злые
глаза голодных, а над городом тихо плавал подавленный стон несчастия, и оно не имело силы громко
крикнуть о себе.
Всем жилось скучно и тревожно, все были враги и виновные, только редкие чувствовали себя
правыми, но они были грубы, как животные,-- это были наиболее жестокие...
Все хотели жить, и никто не умел, никто не мог свободно идти по путям желаний своих, и
каждый шаг в будущее невольно заставлял обернуться к настоящему, а оно властными и крепкими
руками жадного чудовища останавливало человека на пути его и всасывало в липкие объятия свои.
Человек в тоске и недоумении бессильно останавливался перед уродливо искаженным лицом
жизни. Тысячами беспомощно грустных глаз она смотрела в сердце ему и просила о чем-то -- и тогда
умирали в душе светлые образы будущего и стон бессилия человека тонул в нестройном хоре стонов и
воплей замученных жизнью, несчастных, жалких людей.
Всегда было скучно, всегда тревожно, порою страшно, а вокруг людей, как тюрьма, неподвижно
стоял, отражая живые лучи солнца, этот угрюмый, темный город, противно правильные груды камня,
поглотившие храмы.
И музыка жизни была подавленным воплем боли и злобы, тихим шепотом скрытой ненависти,
грозным лаем жестокости, сладострастным визгом насилия...
II
Среди мрачной суеты горя и несчастия, в судорожной схватке жадности и нужды, в тине жалкого
себялюбия, по подвалам домов, где жила беднота, создававшая богатство города, невидимо ходили
одинокие мечтатели, полные веры в человека, всем чужие и далекие, проповедники возмущения,
мятежные искры далекого огня правды. Они тайно приносили с собой в подвалы всегда плодотворные
маленькие семена простого и великого учения и то сурово, с холодным блеском в глазах, то мягко и
любовно сеяли эту ясную, жгучую правду в темных сердцах людей-рабов, людей, обращенных силою
Стр.1