И. Ф. Анненский. Драма на дне
---------------------------------------------------------------------------Серия
"Литературные памятники" Иннокентий Ф.Анненский, М., "Наука", 1979
OCR Бычков М.Н.
---------------------------------------------------------------------------Статья
из "Книги отражений", 1906 г.
Я не видел пьесы Горького. Вероятно, ее играли превосходно. Я готов
поверить, что реалистичность, тонкость и нервность ее исполнения заполнят
новую страницу в истории русской сцены, но для моей сегодняшней цели, может
быть, лучше даже, что я могу пользоваться текстом Горького без театрального
комментария, без навязанных и ярких, но деспотически ограничивающих
концепцию поэта сценических иллюзий.
Я думаю, что в наши дни вообще коллизия между поэзией и сценой все чаще
становится неизбежной. На сцене вместе с развитием реалистичности растет и
объективность изображения.
Театр дает все более простора творческой индивидуальности каждого
артиста, и при этом школа и традиция, которые раньше условно объединяли и
ограничивали эти индивидуальности, уходят куда-то все далее от наших
подмостков.
сосредоточеннее. Поэт в наши дни проявляется свободно и полно, но проявления
его личности становятся чересчур прихотливыми, особенно ввиду того, что
усложнилась не только его натура, но и
Между тем поэзия становится все
индивидуальнее и
жизнь вокруг нее. Границы между
реальным и фантастическим для поэта не только утоньшились, но местами стали
вовсе призрачными. Истина и желания нередко сливают для него свои цвета.
Жизнь кажется мистической и декорация живой.
И вот сцена вместо одной сложной индивидуальности поэта дает в лучшем
случае целую гамму их, и эти индивидуальности, ограничивая друг друга,
сводят свободную игру творческой мысли к иллюзорной реальности.
Если слово как внушающий символ всегда резко отличалось от слова как
интонации и жеста и поэзия как высшее и нераздельное проявление
индивидуальности от поэзии отраженной, комбинаторной и лицедействующей, то в
наши дни это различие стало приобретать иногда почти болезненный оттенок.
Мне лично мешали бы, я знаю, вглядываться в интересную ткань
поэтической концепции Горького:
весь этот нестройный гул жизни,
недоговоренные реплики, хлопанье дверей, мельканье мокрых подолов, свист напилка,
плач ребенка, - словом, все, что неизбежно в жизни и что, может быть,
составляет торжество сценического искусства, но что мешает думать и в
театре, как в действительности.
А между тем, чтоб оценить пьесу Горького и ею наслаждаться, над ней
надо пристально думать, потому что создавшая ее индивидуальность сложна и
проявляется очень прихотливо.
Непосредственного впечатления пьеса не дает; пока уяснишь себе ее
внутреннюю идейную стройность, которая то на минуту осветится, то снова
гаснет, - читателю все время кажется, то будто он блуждает по лабиринту, то
будто он никак не выпутается из цепких противоречий.
После Достоевского Горький, по-моему, самый резко выраженный русский
символист. Его реалистичность совсем не та, что была у Гончарова, Писемского
или Островского. Глядя на его картины, вспоминаешь слова автора "Подростка",
который говорил когда-то, что в иные минуты самая будничная обстановка
кажется ему сном или иллюзией {1}. Он
желтым, осенним утром на петербургских улицах.
Один театральный критик, по-моему, очень хорошо сказал о персонажах
Горького, что они похожи на чертей {2}. Я понимаю, конечно, под этой
метафорой не пресловутую демоничность новых литературных героев: речь может
идти только о загадочности и своеобычности тех масок, за которыми мелькает
душа поэта, о той дразнящей неуловимости контуров, которую как-то странно
рядить в типические шаблоны театра.
Шулер, побитый за нечистую игру и одурманенный водкой, страстно, хотя и
с надрывом, говорит об истинах, которые
испытывал это, например, гнилым,
волнуют лучшие умы человечества.
Старик, которого в жизни только мяли, выносит из своих тисков незлобивость и
свежесть. Двадцатилетняя девушка, которая не видела в жизни ничего, кроме
Стр.1