Всеволод Михайлович Гаршин.
Очень коротенький роман
--------------------------------------------------------------------------OCR,
spellcheck: Pirat
Доп. правка: В. Есаулов, 14 декабря 2004 г.
---------------------------------------------------------------------------Стужа,
холод... Январь на дворе и дает себя знать всякому бедному
люду, дворникам, городовым - всем, кто не может спрятать нос в теплое
место. Он дает себя знать, конечно, и мне. Не потому, чтобы я не нашел себе
теплого угла, а по моей собственной фантазии.
В самом деле, зачем я брожу по пустой набережной? Четырехрожковые
фонари ярко горят, хотя ветер врывается в фонарь и заставляет газовое пламя
плясать. От их яркого света темная масса роскошного палаццо, а особенно его
окна, кажутся еще мрачнее. В огромных зеркальных стеклах отражается метель,
мрак. Воет, стонет ветер над ледяной пустыней Невы. "Динг-данг! Динг-данг!"
- раздается сквозь вихрь. Это куранты крепостного собора звонят, и каждый
удар заунывного колокола совпадает со стуком моей деревяшки об обледенелые
гранитные плиты и с ударами моего больного сердца о стенки его тесного
помещения.
Я должен представиться читателю. Я молодой человек на деревянной ноге.
Быть может, вы скажете, что я подражаю Диккенсу; помните: Сайлас Бег,
литературный человек с деревянной ногой (в романе "Our common friend" ["Наш
общий друг" (англ.)])? Нет, я не подражаю: я действительно молодой человек
на деревянной ноге. Только я сделался им так недавно...
"Динг-данг! Динг-данг!" Куранты бьют сначала свое заунывное "Господи
помилуй", а потом час. Еще только час! Еще семь часов до света! Тогда эта
черная, полная мокрого снега ночь уйдет и даст место серому дню. Пойду ли я
домой? Не знаю; мне решительно все равно. Мне не нужно сна.
Весною я тоже любил прохаживать целые ночи напролет на этой
набережной. Ах, какие это были ночи! Что лучше их? Это не душная ночь юга,
с его странным черным небом и большими звездами, преследующими нас своими
взглядами. Здесь все светло и нарядно. Разноцветное небо холодно и красиво;
известная по месяцеслову "заря во всю ночь" золотит север и восток; воздух
свеж и резок; Нева катится, гордая и светлая, и спокойно плещет маленькими
волнами о камни набережной. И на этой набережной стою я. И на мою руку
опирается девушка. И эта девушка...
Ах, милостивые государыни и господа! Зачем я начал рассказывать вам о
своих ранах? Но уж таково глупое, бедное человеческое сердце. Когда оно
ранено, оно мечется навстречу каждому встречному и ищет облегчения. И не
находит его. Это совершенно понятно, кому нужен дырявый, нештопаный чулок?
Всякий старается отбросить его носком подальше от своей ноги...
Мое сердце еще не нуждалось в
штопанье, когда весною этого года я
познакомился с Машею, наверно самою лучшею из всех Маш в мире. Познакомился
я с нею на этой самой набережной, которая вовсе не была так холодна, как
теперь. И у меня была настоящая нога вместо этой скверной деревяшки,
настоящая стройная нога, такая же, как и моя оставшаяся левая. Я вообще был
довольно строен и, уж конечно, не походил, как теперь, на какого-то
раскоряку. Дурное слово, но теперь мне не до слова... Итак, я познакомился
с нею. Случилось это очень просто; я шел. Она шла (я вовсе не волокита, то
есть не был волокитою, потому что я теперь с деревяшкою)... Не знаю, что-то
меня толкнуло, и я заговорил. Прежде всего, конечно, о том, что я вовсе не
из тех наглецов и т. д.; потом о том, какие у меня чистые намерения, и пр.
и пр. Моя добродушная физиономия (на которой теперь толстая складка повыше
переносья, очень мрачная складка) успокоила девушку. Я проводил ее до
Галерной улицы и до самого дома, где она жила. Она возвращалась от своей
старой бабушки, жившей у Летнего сада, к которой она каждый вечер ходила
читать романы. Бедная бабушка была слепа!
Теперь бабушка умерла. В этом году умерло так много и не старых
бабушек. Мог умереть и я, и даже очень мог, уверяю вас. Но я выдержал.
Господа, сколько горя может выдержать человек? Вы не знаете? И я тоже не
знаю.
Очень хорошо. Маша приказала мне быть героем, и потому мне нужно было
ехать в армию.
Времена крестовых походов прошли; рыцари исчезли. Но если любимая
девушка скажет вам: "это кольцо я!" и бросит его в огонь пожара, ну, хоть
Стр.1