Эхо Та, давняя метель Рубрику ведет Лев Аннинский Через 20 лет после Победы написал это стихотворение Алексей Прасолов. <...> Когда в Празднике памяти, в Дне скорби обнаружилась скорбь, неизмери мая прежними масштабами, и память переокрасилась в горечь, какую праздниками не уравновесишь. <...> Официально тоже коечто переменилось тогда: День Победы стал нерабочим. <...> Можно было на досуге поразмыслить над тем, что меняется в душах. <...> Пережить тот новый масштаб, в котором помнится пережитое. <...> Кажется, впервые тогда о цене Победы вслед за смертниками Державы, вышед шими из огня боев, заговорили во весь голос их младшие братья. спасеныши войны, не попавшие в окопы по возрасту, но попавшие (если не успели эвакуироваться в глубь страны) под «новый порядок» гитлеровской оккупации, — не в огонь немедлен ной гибели, но в такой леденящий озноб, который для души страшнее огня. <...> Еще метет во мне метель, Взбивает смертную постель И причисляет к трупу труп, — То воем обгорелых труб, То шорохом бескровных губ Та, давняя метель. <...> Не плакатом, на котором корчится бандит с косым по глазу чубом и усиками, ворвалась война. <...> А взрывом снаряда в огороде, когда ударная волна распахнула дверь… а там — никого. <...> Десятилетия спустя из этой замети возникают — не фигуры победителей, а штабеля трупов. <...> Лежачий строй — как на смотру, И чтобы каждый видеть мог, Как много пройдено земель, Сверкают гвозди их сапог, Упертых в белую метель. <...> Леденящи эти хорошо подкованные тевтонские сапоги на фоне наших лаптей, опорков и прочей обувкиодежки, в которой надо было воевать. <...> Немецкий офицер мог отдать честь убитому советскому лейтенанту, найденному в развалинах Брестской крепости; вслед за офицером и солдаты райха могли обнажить головы… <...> Но не такую красивую войну, не рыцарский турнир, проник нутый романтическим духом, принесли к нам с Запада «юберменши». <...> Надо было браться за толстовскую народную дубину и гвоздить отчаянно, пока не полягут. <...> Черт их принес <...>