Нация и мир Марюс Ивашкявичюс Цивилизация Вержболово С литовского. <...> Перевод Георгия Ефремова Загадка «Всe ново лишь до Вержболова, — Что ново здесь, то там не ново» Вяч. <...> Как и бунтарское заявление двадцатилетнего Владимира Маяковского в 1914 году: «Пора знать, что для нас «быть Европой» — это не рабское подража ние Западу, не хождение на помочах, перекинутых сюда через Вержболово, а напряжение СОБСТВЕННЫХ сил в той же мере, в какой это делается ТАМ!» <...> Огромная, представительная, убранством уступавшая лишь столичному вокзалу в Петербурге, она стояла на рубеже двух империй — Российской и Германской. <...> Станция, где прощались с Россией и заново встречались с ней цари, поэты, вольнодумцы и просто рядо вые граждане исполинской империи, не оставившие по себе заметного следа, только это передаваемое из поколения в поколение русское благоговейное недовольство безграничным отечеством, смешанное с беспредельной тоской. <...> Кибартай — местечко почти такого же размера на югозападе, возле границы с Калинингадской областью, то есть на другом конце. <...> Дед, которого мы называли «папенька», служил когдато начальником же лезнодорожной станции. <...> Возле самого оранжевого дома была репрезентативная часть сада с не большим бассейном, водяными лилиями и фонтаном, ухоженным газоном и декоративным кустарником. <...> По вечерам на втором этаже оранжевого дома мы смотрели телевизор. <...> Яблоки он любил, а в Молетае, на другом краю Литвы, сада у нас не было, только небольшая грядка на коллективном огороде. <...> Потом уже мы приезжали в Кибартай только дважды в год. <...> В день смерти папеньки и на Дзяды в ноябре, когда вся Литва неистово поминает своих мерт Марюс Ивашкявичюс. <...> Посетив могилу, мы медленно проезжали мимо бывшего оранжевого дома, которому новые хозяева придали гранитную серость. <...> Заглядывали к Гражине, нашей последней оставшейся в Кибартае дальней родственнице. <...> Мы ездили через Кибартай в Калининград, там покупали всякие медные <...>