Александр Чаянов.
История парикмахерской куклы,
или
Последняя любовь московского архитектора М.
романтическая повесть написанная ботаником Х
и иллюстрированная антропологом А.
--------------------------------------------------------------Этот
файл с сайта "Кооперативное движение Дальнего Востока России"
http://fecoopa.narod.ru/chayanov/kukla.html
Судя по дефектам правки - не оригинал.
Редирект: В. Есаулов, июль 2004 г.
--------------------------------------------------------------I.
ПРОЛОГ
Недуг, которого причину
Давно бы отыскать пора
А. Пушкин
Московский
архитектор
в стиле
М., строитель
одного
Тверского бульвара, почувствовал, что он уже стар.
Кофейная, некогда
в одной
фланирующая
радостные
Страстной
он
продающие цветы, оставляли его безучастным.
Все
замыслы, только
из
из
наиболее посещаемых
московских кафе, известный в московских кругах более всего событиями своей
личной жизни
мемуаров Казановы, - однажды, проходя мимо кофейной
претворенная
картин Юона, вечерняя
толпа и желтые ленты московских осенних бульваров, обычно столь
и бодрые, погасли в его душе. Осенняя сутолока города, автомобили
площади, трамвайные
что волновавшие
банальными, утомительно повторенными сотни
которой
крупное
затем
быстрыми
раз, и даже вечерняя встреча,
добивался столько месяцев и которая должна была составить новое
событие в анналах его жизни, вдруг показалась ненужной и нудной...
Одни только осенние листья, падающие с дерев и ложившиеся под ноги вечерних
прохожих, глубоко проникали в его душу какой-то горестной печалью.
Он
Степанова и Крутова, послал
сегодняшнее
постоял минуту в нерешительности, машинально купил вечернюю газету,
шагами повернул на Тверскую и, дойдя до цветочного магазина
огромный
букет багряных
падение должно было вплести
красного дерева, елисаветинский
подвигов любви, ставших
уже
безумного Врубеля, с
жизни
отдавая
роз той, чье
новые лавры в венок московского
Казановы.
Ему не хотелось возвращаться домой, не хотелось снова видеть кресла
диван, с которым связано столько имен и
теперь ненужными; гобеленов, эротических рисунков
таким восторгом
новгородских икон, словом, всего, что радовало и согревало жизнь.
Владимиру, его звали
великого
себе
так, захотелось
города. Он спустился
за
барышне и спросил себе черного кофе с ватрушкой.
Кругом
улыбались, но
он, может
машинально слушая звуки
потоком своих мыслей.
Двигающиеся перед
тоской, и
безысходной
притонов и
Владимира
опиоманов.
Однако
поезд
четкий
купленных когда-то, фарфора и
раствориться в кипящем котле
на Петровку и привычными шагами, не
отчета, зашел в маленькое артистическое кафе, кивнул знакомой
столиками и
смокингах, шелковых платьях, бархатных куртках и демократических пиджаках.
Ему
когда на эстраде
появился изящный конферансье, с
трудом установивший тишину и объявивший начало конкурсу поэтесс, Владимир
не мог долее сдержаться и вышел из яркого кафе в темноту московских улиц.
Город с
окидывал тоскующим взором знакомые контуры ночных улиц столицы и, решившись
испытать последнее
Трубной
своей известностью, своей до конца
средство
против
душившей
тоской.
"Извозчик, на Казанский!" - крикнул Владимир, вскакивая в пролетку.
После второго
звонка
мыслями.
II. КОЛОМНА
"А с
того времени в оном никаких достойных
примечания происшествий не случилось".
он
знакомостью. Он
его ночною жизнью, ночные прохожие, полуосвещенные окна, огни
в ночной тишине стук копыт запоздалого извозчика душили
испитой
его меланхолии, спустился к
площади и в одном из переулков нашел знакомый ему китайский притон
через несколько
минут он уже бежал оттуда, еще более гонимый
подбежал к билетной кассе, и в 12.10 ночной
унес его в Коломну. Владимир искал в провинциальной глуши собраться с
в проходах толкались десятки знакомых лиц в
быть, в первый раз оставался безучастным и,
скрипок, смешанные со звоном посуды, был захвачен
ним люди казались ему картонными и давили его мозг
звонки, вереницы проституток и мальчишки,
его сердце, показались ему
Стр.1