№ 1 В а й с к о п ф М. Я. Влюбленный демиург: Метафизика и эротика русского романтизма. <...> 1 Начиная, по крайней мере, со второй половине XVII в. русская литература сложным образом взаимодействует с тем комплексом идей, в глубине которого явственно проступают контуры гностической картины мира и того понимания интеллектуальных возможностей человека, которое с ней связано и из нее вытекает. <...> Первый этап русской литературной эволюции, обычно ассоциирующийся с так называемым русским классицизмом или, реже, с «русским барокко», оказался связан с темой «темного», «нижнего», «падшего», «проклятого» мира, который в рамках гностицизма не подлежит спасению (хотя и способен вобрать в себя, обычно в некотором претворенном и искаженном виде, отдельные искры или отблески истинного света). <...> Но весь смысл русского имперского проекта заключался не в том, чтобы приблизить смерть мира, а в том, чтобы его спасти. <...> Петербургская империя создавалась на основе идеи преображения падшего: «Где нет ни правил, ни закону, / Премудрость тамо зиждет храм». <...> С этой целью создавались Академия наук и Московский университет, эту идею воплотила в себе жизнь Ломоносова. <...> Идею полноты разума, совершенства мира, величия торжествующего имперского проекта выразила литература «классицизма», и в этом именно состоял первоначальный смысл «петербургского текста русской литературы». <...> Во времена Пугачева, Радищева, революции выяснилось, что этот смысл может быть поставлен под сомнение, и сомнение это может распространиться на всю тему судьбы нижнего мира. <...> С сомнением пришло сострадание: многим было жаль и самого имперского проекта, и тех, чья гибель вновь представала как нечто неотвратимое; пришла меланхолия; «сентиментализм» сузил картину мира до пределов частной жизни и сокрушенной души. <...> Почти одновременно с этим возникла альтернатива — для тех, кто обладал волей, направленной за пределы видимой реальности и способной самостоятельно искать <...>