Иван Алексеевич Бунин
СНЫ ЧАНГА
Оригинал здесь: Электронная библиотека Яблучанского.
Не все ли равно, про кого говорить? Заслуживает того каждый из живших на земле.
Некогда Чанг узнал мир и капитана, своего хозяина, с которым соединилось его земное
существование. И прошло с тех пор целых шесть лет, протекло, как песок в корабельных песочных часах.
Вот опять была ночь - сон или действительность? - и опять наступает утро - действительность
или сон? Чанг стар, Чанг пьяница - он все дремлет.
На дворе, в городе Одессе, зима. Погода злая, мрачная, много хуже даже той, китайской, когда
Чанг с капитаном встретили друг друга. Несет острым мелким снегом, снег косо летит по ледяному,
скользкому асфальту пустого приморского бульвара и больно сечет в лицо каждому еврею, что,
засунувши руки в карманы и сгорбившись, неумело бежит направо или налево. За гаванью, тоже
опустевшей, за туманным от снега заливом слабо видны голые степные берега. Мол весь дымится
густым серым дымом: море с утра до вечера переваливается через мол пенистыми чревами. Ветер звонко
свищет в телефонных проволоках...
В такие дни жизнь в городе начинается не рано. Не рано просыпаются и Чанг с капитаном.Шесть
лет - много это или мало? За шесть лет Чанг с капитаном стали стариками, хотя капитану еще и сорока
нет, и судьба их грубо переменилась. По морям они уже не плавают - живут "на берегу", как говорят
моряки, и не там, где жили когда-то, а в узкой и довольно мрачной улице, на чердаке пятиэтажного дома,
пахнущего каменным углем, населенного евреями, из тех, что в семью приходят только к вечеру и
ужинают в шляпах на затылок. Потолок у Чанга с капитаном низкий, комната большая и холодная. В ней
всегда кроме того сумрачно: два окна, пробитые в наклонной стене-крыше, невелики и круглы,
напоминают корабельные. Между окнами стоит что-то вроде комода, а у стены налево старая железная
кровать; вот и все убранство этого скучного жилища, если не считать камина, из которого всегда дует
свежим ветром.
Чанг спит в уголке за камином. Капитан ни кровати. Какова эта чуть не до полу продавленная
кровать и каков матрац на ней, легко представит себе всякий, живавший на чердаках, а нечистая подушка
так жидка, что капитану приходится подкладывать под нее свою тужурку. Однако и на этой кровати спит
капитан очень спокойно, лежит, - на спине, с закрытыми глазами и серым лицом, - неподвижно, как
мертвый. Что за чудесная кровать была у него прежде! Ладная, высокая, с ящиками, с постелью глубокой
и уютной, с тонкими и скользкими простынями и холодящими белоснежными подушками! Но и тогда,
даже в качку, не спал капитан так крепко, как теперь: за день он сильно устает, да и о чем ему теперь
тревожиться, что он может проспать и чем может обрадовать его новый день? Было когда-то две правды
на свете, постоянно сменявших друг друга: первая та, что жизнь несказанно прекрасна, а другая - что
жизнь мыслима лишь для сумасшедших. Теперь капитан утверждает, что есть, была и во веки веков
будет только одна правда, последняя, правда еврея Иова, правда мудреца из неведомого племени,
Экклезиаста. Часто говорит теперь капитан, сидя в пивной: "Помни, человек, с юности твоей те тяжелые
дни и годы, о коих ты будешь говорить: нет мне удовольствия в них!" - Все же дни и ночи попрежнему
существуют, и вот опять была ночь и опять наступает утро. И капитан с Чангом просыпаются.
Но, проснувшись, капитан не открывает глаз. Что он в эту минуту думает, не знает даже Чанг,
лежащий на полу возле нетопленного камина, из которого всю ночь пахло морской свежестью. Чангу
известно только одно: то, что капитан пролежит так не менее часа. Чанг, поглядев на капитана уголком
глаза, снова смыкает веки и снова задремывает. Чанг тоже пьяница, он тоже по утрам мутен, слаб и
чувствует мир с тем томным отвращением, которое так знакомо всем плавающим на кораблях и
страдающим морской болезнью. И потому, задремывая в этот утренний час, Чанг видит сон
томительный, скучный...
Видит он:
Поднялся на палубу парохода старый, кислоглазый китаец, опустился на корячки, стал скулить,
упрашивать всех проходящих мимо, чтобы купили у него плетушку тухлых рыбок, которую он принес с
собою. Был пыльный и холодный день на широкой китайской реке. В лодке под камышовым парусом,
качавшейся на речной мути, сидел щенок, - рыжий кобелек, имевший в себе нечто лисье и волчье, с
густым жестким мехом вокруг шеи, - строго и умно водил черными глазами по высокой железной стене
пароходного бока и торчком держал уши.
- Продай лучше собаку! - весело и громко, как глухому, крикнул китайцу молодой капитан
Стр.1