Соименник и имярек Поэт п культура Даже самый доброжелательный русский читатель — а русский читатель до сих пор был самым доброжелательным собеседником литературы — должен признать, что если наша поэзия и не завалилась в каком-то странном упадке, то вошла в довольно неотчеттшвый промежуток. <...> В России всё еще рождаются и умирают со стихами, ворожат над горсткой запретных стихов, Бог знает каким образом уцелевших во времена всевозможных литературных чисток, и литературные следователи знают, что с поэзией иначе и не совладать, разве что запрятать поэта в мордовские лагеря или выслать его за океан. <...> Какими бы именами ни светилось последнее поэтическое десятилетие, какие бы поэты ни пробились из толщи культурного пласта того времени, все они были связаны с культурной инерцией поэзии начала века. <...> Читатель сразу же и надолго усвоил эту поэзию, но когда прошел столбняк восторга, то пришлось возвращаться к медленной и трудоёмкой работе наследников: удержать в этой инерции то, что было завещанием поэзии начала века, ее традиции (ибо традиция, которую несет культурная инерция, — всегда завещание). <...> И эта пестрота жила на едином духовном уровне, она впервые попыталась образовать особый тип поэта — сакрального, поэта-теурга, носителя высшей общественной и религиозной правоты. <...> Может быть, она и действительно была сакральной — вопреки своим соблазнам и отпадениям от духа культуры — не по тому, что творилась «духовидцами», а оттого, что ее творцы несли в себе неведомое им самим знание о том, что «времени больше не будет». <...> По-видимому, нужна большая сила, чтобы культурно не заворожиться и подойти к дарам поэзии как и подобает наследникам: сурово и деловито. <...> К культурным дарам нужно приближаться, имея какую-то внутренюю неизменяемость — до жестокости — обладать, при всей культурной «опалённости», холодным и трезвым чувством строителя, выбирающего нужный материал. <...> Человек, оснащенный культурными дарами <...>