Эбергардом фон Монгеймом у епископа Иоанна II; он привел
ее в совершенное подданство, взял с жителей дань и письмо покорности
(Sonebref), разломал стену и через нее въехал в город. <...> Ворота замка были отворены, и сквозь
них, среди широкого двора, виделись терема рыцарские. <...> Двухъярусные переходы
вокруг бойниц амфитеатром замыкали окружность, и на них грудами лежали
каменья, бревна, станки для огромных самострелов, тяжелые топоры, даже
стенные пищали, тогда весьма редкие и столь же опасные своим, как врагам;
словом, все доказывало близость опасного соседа и возможность внезапной
осады. <...> Между ими, опершись
на заступ, стоял садовник Конрад и с высоты любовался на закат солнца. <...> Он
не заметил, когда подошел к нему рыцарь в бархатной, сереброшвейной мантии
и в весьма коротком полукафтанье малинового цвета. <...> Лицо его было нахмурено,
и руки, сложенные на груди, закрывали до половины осьмиконечный мальтийский
крест. <...> - Пусть крапива забьет твои гряды! - сказал он мимоходом Конраду, и
Конрад, почтительно бросив свою шапку на землю, отвечал:
- Благодарю за желание, благородный рыцарь; но у меня и без того плохо
идет работа. <...> - Бесстрастное творенье! разве не понимаешь ты, что нежданный возврат
барона разрушает все мои надежды: теперь Эмма станет еще неприступнее. <...> - Пусть каждый шиллинг, от вас полученный, прожжет мой карман, если я
даром брал награды. <...> Нет, ты не умел, Конрад, посеять в ее сердце ко
мне соучастия и взаимности. <...> - Благородный рыцарь! любовь растет скоро, как кресс-салат, но она
все-таки не огородный овощ. <...> - Может быть, не таких, как вы, благородный рыцарь; но вы сами видите,
как наш русский пленник Всеслав своею терпеливостью отбивает у поспешных
прекрасную Эмму. <...> ..
Скорее ваш меч разрастется в ножнах, нежели Эмма согласится
бежать... <...> Пусть Эмма добродетельна, верна, - но ведь она женщина; она
прекрасна и, следовательно, тщеславна. <...> Одним словом, Конрад, я истощу весь
арсенал обольщений: буду нежен как дамская перчатка, гибок <...>
Замок_Нейгаузен.pdf
А. А. Бестужев-Марлинский. Замок Нейгаузен
------------------------------------------OCR:
Pirat
Доп. правка: В. Есаулов, сентябрь 2004
------------------------------------------Рыцарская
повесть
[Эпохою своей повести избрал я 1334 год, заметный в летописях Ливонии
взятием Риги герм. Эбергардом фон Монгеймом у епископа Иоанна II; он привел
ее в совершенное подданство, взял с жителей дань и письмо покорности
(Sonebref), разломал стену и через нее въехал в город. Весьма естественно,
что беспрестанные раздоры рыцарей с
епископами и неудачи сих последних
должны были произвести в партии рижской желание обессилить врагов
потаенными средствами. - Примеч. автора]
ПОСВЯЩЕНА Д. В. ДАВЫДОВУ
I
тени на круглые стены замка Нейгаузена. Туман подернул поверхность речки,
обтекающей кругом холма, на котором
бежала вдаль сереброчешуйною змейкою. Ворота замка были отворены, и сквозь
них, среди широкого двора, виделись
Летний день западал, и прощальные лучи солнца бросали уже волнистые
воздымаются твердыни, и она, гремя,
терема рыцарские. Остроконечные их
кровли пестрели разноцветною черепицею; все углы обозначались стрелками, и
на многих висели башенки. Неровной величины окна, с чудными изображениями,
были разбросаны в стенах без всякого порядка, и контра-форсы, упираясь
широкою пятою в землю, поддерживали громаду здания. Казалось, оно не было
древним; но молодой мох лепился уже по стенам, из неровного плитняка
сложенным, и местами зеленил мрачную их наружность. Двухъярусные переходы
вокруг бойниц амфитеатром замыкали окружность, и на них грудами лежали
каменья, бревна, станки для огромных самострелов, тяжелые топоры, даже
стенные пищали, тогда весьма редкие и столь же опасные своим, как врагам;
словом, все доказывало близость опасного соседа и возможность внезапной
осады. Часовые в шишаках, однако ж без лат, бродили по гребню, и в замке
было так тихо, что слышалось пенье кузнечика. Направо от ворот щипал мураву
статный конь; влево тянулись полосатые гряды огорода. Между ими, опершись
на заступ, стоял садовник Конрад и с высоты любовался на закат солнца. Он
не заметил, когда подошел к нему рыцарь в бархатной, сереброшвейной мантии
и в весьма коротком полукафтанье малинового цвета. Лицо его было нахмурено,
и руки, сложенные на груди, закрывали до половины осьмиконечный мальтийский
крест. Тщательно завитые волосы и вообще щеголеватость в одежде показывали,
что он чужеземец, ибо тогда ливонские рыцари не пышно рядились.
- Пусть крапива забьет твои гряды! - сказал он мимоходом Конраду, и
Конрад, почтительно бросив свою шапку на землю, отвечал:
- Благодарю за желание, благородный рыцарь; но у меня и без того плохо
идет работа. Здешнее солнце светит только по праздникам, а эти башни и
совсем не пускают его заглянуть в огород...
- Старый дурак! Когда строят корабль, думают ли о приволье мышам?
-
рассержены; смею ли я, старый слуга ваш, спросить о причине?
- Бесстрастное творенье! разве не понимаешь ты, что нежданный возврат
барона разрушает все мои надежды: теперь Эмма станет еще неприступнее.
Впрочем, я на все решился, Конрад! Меняй свой заступ опять на кинжал,
поедем лучше галерою бороздить море. Право, доходнее резать турецкие
головы, чем сажать турецкие огурцы.
- Я всегда в вашей воле, рыцарь!
- Если б ты к моей воле прилагал и свою, - эта честолюбивая женщина не
ускользнула бы из рук моих!
- Пусть каждый шиллинг, от вас полученный, прожжет мой карман, если я
даром брал награды. Всякий раз, когда госпожа приходила сюда учиться
Преумно и премилостиво, благородный рыцарь. Но вы, кажется,
Стр.1