Петр Пильский
Аркадий Аверченко
Дальние берега: Портреты писателей эмиграции / Состав и коммент. В. Крейд. -- М.: Республика,
1994.
OCR Бычков М. Н.
Наиболее популярным жанром в зарубежье вместе с историческими романами и мемуарами был
короткий юмористический рассказ. В ранние годы эмиграции самым известным писателем-юмористом,
более даже, чем Тэффи, был Аркадий Аверченко. С молодости он сотрудничал в сатирических журналах.
Широкая известность пришла к нему в годы работы в "Сатириконе ". О его первой книге -- "Рассказы.
(Юмористические)" -- критика писала как о произведении "чистого сатирического дарования". Стало
почти общим местом сравнение таланта Аверченко с ранним Чеховым. С выходом в 1912 г. сборников
"Круги по воде" и "Рассказы для выздоравливающих" за Аверченко закрепилась репутация "короля смеха".
В эмиграции его книги выходили по-русски в Праге, Берлине, Париже, Константинополе, Шанхае,
Варшаве, Загребе, Софии, Вашингтоне.
Аверченко приехал к нам три года тому назад. Это было в феврале 1923 года1. Вместе с актером
Искольдовым и его женой, актрисой Раич, он совершал театральное турне: ставил свои пьесы, сам в них
играл, со сцены читались его рассказы. Вечера проходили с успехом. Почти тотчас же по приезде он
пришел в редакцию. Мы встретились после многих лет разлуки, не видав друг друга более пяти лет.
Аверченко был все тот же.
Ах, конечно, я говорю не о человеке, не о друге, не о писателе. Тут не могло быть никаких
неожиданностей, никаких превращений и утрат. Но и внешне он оставался таким же, каким я знал его
семнадцать длинных лет.
Между прочим, за весь этот период судьбе было угодно сводить нас в самых неожиданных местах.
В 1909 году я попал в Харьков, туда приехал Аверченко. Потом, через несколько лет, мне пришлось
пожить в Киеве, и тут опять произошла наша встреча. Через некоторое время мы снова сидели в его
номере в одесской "Лондонской" гостинице. Затем я жил в Москве, но судьба занесла Аверченко ко мне и
сюда.
Теперь последнее свидание произошло уже в Ревеле, и опять все дни его пребывания здесь мы
провели, не разлучаясь, вместе.
Ни выражение лица, ни общий тон речи и отношение к жизни, ни доверчивая искренность, ни
веселый, чуть-чуть лукавый смех, ни его льющееся остроумие ничего не утратили в своем прежнем
облике и своей светлой красоте.
Эта неделя мне особенно памятна. Ему Ревель понравился. Его прельщала старина, эти узкие
улицы, древние здания, ратуша, люди. Но и ревельцы сумели окружить его лаской, теплом и любовью.
Аверченко приглашали наперерыв.
Потом, когда он уехал, о нем долго и много вспоминали, и я часто получал поручения посылать
ему поклоны и приветы в письмах, и однажды две милые дамы приказали мне передать ему "поцелуй в
лоб". Я ему об этом написал. В своем юмористическом ответе (все его письма ко мне носят
юмористический характер) он выражал недоумение:
-- Ты пишешь: "Н. и Н. целуют тебя в лоб" (?!)... Милые старомодные чудачки! Не могли найти
другого места. О, как они выгодно выделяются на нашем разнузданном фоне" и т. д.
Мой глаз приятно подмечал в Аверченке ту мягкую естественную, природную воспитанность,
которая дается только чутким и умным людям. Его очарование в обществе было несравнимо. Он умел
держать себя в новой и незнакомой среде легко, в меру свободно, неизменно находчивый, внимательный,
ясный, равный и ровный со всеми и для всех. Это большое искусство, им может владеть только
талантливая душа, и Аверченке был дан дар пленительного шарма. Он покорял. Но рядом с этой
веселостью, внешней жизнерадостностью теперь в его отношение к людям вплелась еще одна заметная
нить: он был внимателен и заботлив к другим. Правда, отзывчивость всегда была одной из его прелестных
черт. Теперь она стала углубленной, преобразившись из готовности откликнуться в искание возможности
понять, помочь и услужить. Прежде он не мог отказывать, сейчас он не мог отказать себе в удовольствии
быть полезным.
Стр.1