Сибирские огни №1 2002 (50,00 руб.)

Стр.1

Стр.2

Стр.3

1 Николай БЕРЕЗОВСКИЙ ЗАВЯЗОЧКИ Повесть 1 Упал срок, заранее никому неведомый, и отец умер. Сыновья  сами давно мужики, обоим за сорок  сбили гроб, сладили крест, сварили из арматурных прутков оградку, и родитель лег в землю не хуже других. Не рядом, правда, с женой и матерью его сыновей  подзахоронение не разрешили: и площадь, мол, могильного участка мала, и в мемориальной зоне участок, — но на том же кладбище. Мать братья не помнили — она умерла, разрешившись младшим, а старшему тогда едва год исполнился. Поэтому, казалось младшему, отец любил его меньше брата. Как-никак, а мамы не стало из-за него, по его вине. О чем и заплакал старшему, когда за поминальным столом после похорон остались одни. — Дурак, — трезво ответил на это старший, — мать умерла вовсе не из-за тебя, а из-за слабого сердца. А отец больше любил тебя — младших всегда больше любят, а еще ты на мать похож, а отец был от матери без ума, почему после и не женился… — Как же, любил! — плакался младший. — Ты всегда в новом, а я твою одежкуобувку всегда донашивал… — Так ты младший, вот и донашивал, а чтоб и тебе новое покупать — отец столько не зарабатывал, — отверг и эту претензию старший. — Так во всех семьях, даже, читал, миллионерских, чтоб наследники научились ценить копейку. А еще, если говорить о любви отца к тебе, он кого выучил — тебя или меня? — Так ты сам в институт не захотел! — возмутился младший брат, перестав плакать.

Стр.1

2 — Ну, — вроде бы согласился старший. — Только кто меня спрашивал? Не спрашивали… А отец мог и силой в институт загнать… Хотя, конечно, сейчас столярное дело лучше учительского кормит, подкалымить всегда можно. Вот и материал бесплатно на гроб с крестом и оградкой дали, и машину комбинат выделил, а твоя школа и рублем не посодействовала… Вам на сколько месяцев зарплату задерживают в школе? — Полгода уже не выдают, бастовать собираемся. — Ну, а мы не собираемся, хотя год скоро, как к кассе не подходили. Выходит, — сделал неожиданный вывод старший, — образованным быть лучше. — Но ты же сам только что говорил: подкалымить можно всегда! — опять полез в бутылку младший, пропустив мимо ушей шаткий вывод брата или не найдя нужным его опровергать по причине полного абсурда. — Твои слова? — Ну, — старший задумался, налил из графинчика по стопке. И сказал, прежде чем выпить: — Ты тоже… это… репетиторствуешь. Разве не калым это, ну, репетиторство? — Калым, — согласился младший. — Только ты не знаешь, каких идиотов приходится уму-разуму учить, чтоб без куска хлеба не остаться. — Почему не знаю? — хмыкнул старший. — Знаю. Сам из них вышел, вот и столярничаю, а не уму-разуму учу. — Ладно тебе ерничать, — взял стопку и младший. — За отца, — выпил. И вовремя. Жена старшего из кухни, где посуду с сестрой мыла, налетела, графинчик, бутылки недопитые, со стола похватав, убрала. — Еще девять дней отводить, и сорок, и полгода — не успеешь оглянуться — подоспеют, а вы распивочную устраиваете! Братья переглянулись, недовольные, но перечить не посмели. И по своим квартирам не разошлись — остались ночевать в отцовом доме, в двух его комнатах, где провели и детство, и отрочество, и юность, и что там еще дальше… покуда не переженились и не зажили отдельно. Старший уже в дедах ходил, а дочка младшего училась в МГУ. Давно, еще со школы, потому что после восьмого класса ее забрали в интернат при университете как юное математическое дарование. Младший

Стр.2

3 школьником тоже побеждал в математических олимпиадах, но столица его не заметила, и высшее образование пришлось получать в провинции. «Видимо, в олимпиадах не того уровня участвовал», — горевал он про себя, а вслух гордился успехами дочери. А как студенческий билет она получила, стал за нее бояться. «Сделает ей кто-нибудь брюхо…»— со страхом откровенничал он иногда с братом старшим, на что тот рассудительно отвечал: «Зато в столице учится… А сделают — вынянчишь. Лишних детей не бывает, особенно от родных дочерей…» Старший знал, что говорил. В деда возвела его единственная дочка, в Москве не обучавшаяся, а кто внуку отец — он и знать не хотел. Должно быть, кто-то из однокурсников по местному провинциальному институту связи, а может, и кто из преподавателей. «Все они там связисты!»— со значением говорил старший, нисколько, кажется, не жалея, что дочери пришлось оставить высшее учебное заведение на предпоследнем курсе. «Денег вон сколько сэкономили!»— даже вроде бы радовался он, никогда не замеченный младшим в жадности, — дочка его училась на коммерческом факультете, за деньги. «Вот ее образование!» — еще добавлял иногда он, выставляя перед собой внука, едва научившегося стоять. Дочка его работала теперь вместе с ним — учетчицей в столярном цехе деревообрабатывающего комбината, а что на похороны не явилась — на карантин изза какой-то инфекции ясли закрыли, оставить сына не на кого было. Когда же младший принимался ныть насчет своей дочери, которую могут соблазнить и бросить забеременевшей, старший успокаивал его еще так: «Зато фамилия нашенская останется, род продолжится…» Теперь род братьев сделался на человека меньше. Это было особенно зримо за поминальным столом с пустым стулом в его торце напротив окна — всегдашнее отцово место. Да чтобы при нем в его доме хозяйничали и распоряжались, умыкая спиртное, снохи… Братья разошлись с женами по комнатам, а утром, чем удивили свои половины, и опохмелиться не попросили. — Что это с вами? — спросили жены в голос.

Стр.3