Леонид Андреев. На станции
---------------------------------------------------------------Оригинал
находится здесь: In Folio: электронная библиотека
---------------------------------------------------------------Была
ранняя
прошлогодний
пустых
светлые
берез
и
ждал,
и
когда
они
дач, отражавших
террасы
темный
и
часто
некому
колоссальной
людей. Они
огромность
свободно, я
Африке.
Станция
уходил
солнце
тишиной
куры, роясь
кропотливую
В
в
неделю
синих
малый, как
огромными
важность
было
весна, когда
лист. Со
мною
стеклами
молодая песня и звонкий женский смех.
И
приехать
земли
тяжести
кажутся
и
пассажирский
овладевали
и
силы, и уносят куда-то незнакомых мне, но близких
мне живыми и необыкновенными; в их быстроте я чувствую
силу
и
думаю: так
была
кричат
светом. На запасном пути, под пустым заснувшим вагоном, бродили
около
низенькой
чугунных
колес, и не верилось, глядя на их спокойную,
работу, что есть какая-то Америка, и Азия, и огненная Африка...
я узнал всех обитателей уголка и кланялся, как знакомым, сторожам
блузах и молчаливым стрелочникам с тусклыми лицами и блестящими на
солнце медными рожками.
И
каждый
недоверчиво
подпирающим
которым
когда
он
все
руками
еще
и
день я видел на станции жандарма. Это был здоровый и крепкий
они, с
широкою
проглядывала
красноречиво,- но
крышу
копошатся
перестал
скучно, как
отсутствия
жила
порядка, и
поезд, на
исключительности
ему
станционным
нарушениями
шел
и молодым лицом, на котором сквозь суровую начальственную
голубоглазая
спиною, туго обтянутой синим мундиром, с
наивность
деревни. Вначале
привык
ко
мне, как привык он к этим столбам,
мыслей, скучно
своего
каждый
лице
человека. Несколько
походкою
секунду
его
жандарма
минут
останавливался
пожирающего
надоевшей
силы
станции, скучно
безделья, скучно
он
послаблений, лицо, и, когда проходил мимо, шпоры его звучали особенно резко
и
мрачно обыскивал меня глазами, делал недоступно строгое, без
скоро
никому
платформы, к пустынным путям и заброшенному вагону, под
куры. В таких тихих уголках привычка создается быстро. И
замечать
в
меня, я
мире. Скучно
от
на
этой
увидел, что этому человеку скучно -
от
от
от
положения, где-то в пространстве между недоступным
начальством и недостойными его низшими служащими. Душа его
порядка, а
и
досада
нерешимости
на другой конец платформы - без определенной цели. Дорогою на
перед
баба, и, нахмурившись, жандарм
плотно, как
мундира
все
разваренный, и
бездеятельные
скучал
молодечеством
враздробь, как
зевал!
С
насквозь, снизу
кривился, раздираясь
лицо; казалось, еще
рассмотреть
самые
бабою, ожидавшей
следовал
чувствовалось, как
его крепкое, созданное для работы тело. Мы скучаем только головою, а он
весь
сдвинутая набекрень, скучали шпоры и тренькали дисгармонично,
глухие. Потом
от
начинал
секунда - ив
внутренности
почтового
поезда
растущее
и в слезящихся глазах ломались и прыгали деревья.
Однажды
праздником
и
непродолжительно. Пассажир заплатил деньги и торопливо, ругаясь, вернулся в
вагон, а
свирепо, лицо
сзади
страшно.
Уже
я
когда
растерянно
порою, когда
несколько
сосредоточенно
и
ними расслабленно колыхалось обессилевшее тело.
И
жандарм
жалко тренькали металлические кружки, и над
начинал
зевать, мне становилось за кого-то
дней около станции возились рабочие, расчищая место, а,
вернулся из города, пробыв там два дня, каменщики клали третий ряд
поспешностью я уходил, но долго еще подлая зевота сводила мои скулы,
с
зло,- но
счастье
раз, когда отходил без всяких приключений пассажирский
выражались
в
крохотной станции никто не нарушал
расстройство
дальше. Потом он садился вяло и
мягки
его фуражка, с бесцельным
человека, и, когда
они
и
тихо
они
и
кричат повелительно и
в Америке, и в Азии, и в огненной
маленькая, с двумя короткими запасными путями, и, когда
поезд, становилось
платформой
безлюдно; лес и лучистое
и пустынными путями и заливали их
не
апрельское
я приехал на дачу, и на дорожках еще лежал
никого
было; я один бродил среди
солнце, всходил на обширные
догадывался, кто будет здесь жить под зелеными шатрами
дубов. И когда закрывал глаза, мне чудились быстрые веселые шаги,
я ходил на станцию встречать пассажирские поезда. Я никого не
проносятся мимо, покачивая плечами и переваливаясь на рельсах от
ко мне; но я люблю этих железных гигантов,
обманутого
он стоял на месте и потом вялою
поезда; но баба была как
и вялы под сукном
руки, как в мучительной истоме безделья томится
доверху: скучала
он
одного уха до другого, ширился, рос, поглощал все
это
зевать. Как он зевал! Рот его
отверстие можно будет
его, набитые кашей и жирными щами. Как он
для скучающего жандарма. Он подтянулся, шпоры звякнули отчетливо
стало
сняли безбилетного пассажира, и это было
и
было
Стр.1