Александр АМФИТЕАТРОВ
МЕРТВЫЕ БОГИ
(ТОСКАНСКАЯ ЛЕГЕНДА)
На небе стояла хвостатая звезда. Кровавый блеск ее огромного ядра спорил
со светом луны, и набожные люди, с трепетом встречая ее еженочное
появление, ждали от нее больших бед христианскому миру. Когда комета в
урочный час медленно поднималась над горизонтом, влача за собой длинным
хвостом круглый столб красного тумана, в ее мощном движении было нечто
сверхъестественно грозное. Казалось, будто в синий простор Божьего мира
ползет из первобытного мрака свирепый царь его, огненный дракон
Апокалипсиса, готовый пожрать месяц и звезды и раздавить землю обломками
небесного свода. Комета смущала воображение не только людей, но и
животных. Сторожевые псы выли по целым ночам, с тоскливым испугом
вглядываясь в нависший над землею пламенный меч и словно пытая: правду ли
говорят их хозяева о чудном явлении, точно ли оно - предвестник близкой
кончины мира? Светопреставления ждала вся Европа. Булла папы и эдикты
королей приглашали верующих к молитве, посту и покаянию, ибо наступающий
год, последний в первом тысячелетии по Рождестве Христовом, должен был, по
предположению астрологов, быть и последним годом земли и тверди: годом,
когда явится предсказанный апостолом ангел и, став одною стопою на суше,
другою на море, поклянется Живущим вовеки, что времени уже не будет.
Без числа ходили слухи о чудесах и знамениях. В Кремоне видели, на
закате, в облаках двух огненных воинов, по виду сарацинов, в бою между
собою. В Нанте овца растерзала волка. Жители Авиньона в течение трех часов
слышали великий воздушный шум - ярые голоса невидимых ратей и звон оружия.
В самом Риме прекрасная принцесса Джеронима Альдобранди, скончавшаяся от
изнурительной лихорадки, очнулась, к радости родных, на третий день от
смертного сна, встала из гроба и пошла, славя Бога, слушать мессу,
заказанную за ее упокой.
К страхам вымышленным присоединялись страхи действительные.
Землетрясение неутомимою волною перекатывалось по трем полуостровам
Средиземного моря, чума бродила по Ломбардии и Провансу, норманны
неистовствовали на западе, мусульмане напирали на Европу с востока и юга.
На северо-востоке нарождались славянские государства, еще неведомые, но
слышно, что могучие, страшные, грозные. От Атлантического океана до Волги
все бродило, как в мехе с молодым вином. Что-то зрело в воздухе, и
народам, удрученным переживанием этого брожения, думалось, что зреет
недоброе. Для людей, суеверных и утомленных тяжелыми временами, весть о
светопреставлении была сигналом потерять голову и превратиться в
пораженное паникой стадо.
Одни готовили себя к переходу в лучший мир молитвами, вступали в
монастыри, бежали в пустыни, горные пещеры и в аскетических трудах, под
власяницами, ждали судной трубы архангела. Другие, хотя уверенные в
непременном разрушении вселенной, все-таки находили нужным зачем-то
составить духовные завещания. Третьи, наконец, впадали в свирепое отчаяние
и убивали остаток жизни на пьянство, разврат, преступления. Никогда еще
Европа не молилась и не грешила с большим усердием. Боязнь ожидаемого
переворота была так велика, что многие предпочитали кончить жизнь
самоубийством, лишь бы не быть свидетелями наступающих ужасов Божьего
гнева. Равнодушных было очень мало, неверующих презирали и ненавидели. За
сомнение в состоявшемся уже пришествии Антихриста побивали камнями.
Фанатики клятвенно уверяли, будто Антихрист не только народился, но и
воцарился и сидит на римском престоле под видом папы - безбожника, ученого
чернокнижника Герберта Сильвестра.
В такое-то время случилось на диком горном пустыре, недалеко от города
Пизы, странное происшествие, записанное в монастырских мемориалах под
названием:
"Дивные и пречудные приключения Николая Флореаса, уроженца славного
города Камайоре, оружейных дел мастера и некогда доброго христианина".
Николай Флореас был молод и красив собою. Оружейное ремесло закалило
его силы, развило ловкость; частое общение с людьми благородного
происхождения усвоило Флореасу привычки, вид и обращение его знатных
заказчиков и покупателей. Женщины говорили, что нет в Камайоре мужчины,
более достойного любви, чем Николай Флореас, даже и между рыцарями
герцогского двора. Если бы Флореас жил во Флоренции, Пизе или Сьенне, он,
Стр.1