Василий Вонлярлярский
Большая барыня
Роман
Источник: Василий Вонлярлярский. "Большая барыня". Москва, изд-во "Правда", 1988. Стр. 19 -
184.
OCR и правка: Давид Титиевский, май 2008.
Оригинал здесь: Библиотека А.Белоусенко.
-------------------------------------------Часть
первая
В отдаленном уезде одной из западных губерний, на весьма неживописном берегу речки Коморца
и поднесь красуется усадьба, принадлежавшая некогда Петру Авдеевичу Мюнабы-Полевелову. Усадьбу
эту получил Петр Авдеевич в наследство от отца своего, умершего в 18.. году. Петр Авдеевич служил
тогда в одном из армейских уланских полков штаб-ротмистром и считался ездоком. Не имея ни матери,
ни братьев, ни сестер, штаб-ротмистр как единственный наследник родителя почел за лучшее выйти в
отставку. Он был широкоплечий малый, лет двадцати осьми, роста среднего, с красными руками и лицом
довольно обыкновенным. Волосы его были черны и жестки, лоб мал, глаза без выражения, зубы белы и ус
длиннее всех усов бригады, в которой служил Петр Авдеевич; ус этот начинался под носом, не
останавливаясь проходил мимо углов рта и терялся под самым подбородком.
Неожиданная весть о кончине родителя огорчила штаб-ротмистра; он не плакал -- это правда; но
не проходил мимо его ни один офицер, ни один лекарь, ни один аудитор, которому бы Петр Авдеевич не
сказал: "А знаете ли? ведь батюшка-то умер! вообразите себе". И, высказав это, он в задумчивости брался
за ус, тянул его вниз, клал его в рот и проходил далее.
Первую ночь сиротства своего провел штаб-ротмистр тревожно; но следующие менее тревожно, а
чрез неделю засыпал скоро, спал крепко и просыпался в обычный час. Несправедливо было бы упрекать в
нечувствительности сердце Петра Авдеевича. Сердце его с девятилетнего возраста отдано было, вместе с
ним, в одно из учебных заведений и в продолжение очень долгого времени билось это сердце на
родительской груди один только раз. Обязанности службы и далекое расстояние уничтожали вся19
детище.
кую
возможность частых свиданий сына с отцом, а потому и смерть родителя умеренно поразила
В один из майских, ясных дней 18.. года перекладная почтовая телега остановилась у деревянного
домика сельца Костюкова, Колодезь тож (так звали поместье штаб-ротмистра); с телеги соскочили
покрытый грязью, небритый Петр Авдеевич и камердинер его, желтовласый детина лет тридцати. Целых
пять лет не видал усадьбы отца своего штаб-ротмистр, целых пять лет не билось сердце его при встрече с
знакомыми местами, с полуразвалившейся часовнею, с толстым развесистым дубом, с деревушкою,
служившею предместьем Костюкову, с обрывистою дорожкою, пролегавшею по берегу Коморца, и,
наконец, с самым двором усадьбы, отгороженным еловыми кольями от фруктового сада и хозяйственных
строений. В этот приезд Петр Авдеевич не шептал про себя: "Помяни, господи, царя Давида и всю
кротость его", не бросался с невольным трепетом к руке строгого и сурового отца; он без страха вылез из
телеги; но тем не менее в глазах его изобразилась глубокая печаль, и он не раз отворачивался от
приказчика, прежде чем вошел в прихожую опустелого родительского дома.
-- Здорово, Кондратий, здорово, Егорыч,-- проговорил молодой помещик дрожащим голосом и
целуя в седую голову шестидесятилетнего приказчика пошлой наружности; приказчик, не успевший
удержать пойманную им невзначай барскую руку, поцеловал барина куда попало и бросился отворять
дверь в залу.
В так называемой зале, то есть небольшой комнате с пятью окнами, кривым полом и плетеными
стульями, висел в зеленых рамках отцовский портрет: на нем изображен был Авдей Петрович в
Стр.1