Марина Цветаева
Письма к М. А. Волошину
Публикация В. П. Купченко
Ежегодник рукописного отдела Пушкинского дом на 1975 год
Л., "Наука", 1977
OCR Бычков М.Н.
"Волошин сразу оценил и полюбил поэзию молоденькой Марины Цветаевой, пригрел ее", -- писал
Илья Эренбург.1 Действительно, отзыв Максимилиана Александровича о сборнике начинающей поэтессы
был не только первым, но и самым доброжелательным. Для обостренно самолюбивой Цветаевой такое
ободрение было крайне важно. "М. Волошину я обязана первым самосознанием себя как поэта", -отмечала
она в 1932 г.2
Большую роль в жизни М. И. Цветаевой (1892--1941) сыграла и дружба с Волошиным. "Макс в
жизни женщин и поэтов был providentiel...3 -- писала она. -- Когда женщина оказывалась поэтом, или, что
вернее, поэт -- женщиной, его дружбе, бережности, терпению, вниманию, поклонению и сотворчеству не
было конца".4
Не избалованная человеческой теплотой, благодарная за каждое ее проявление, Цветаева пронесла
глубокое уважение и дружеское чувство к Волошину через всю жизнь, воздав должное его памяти в
очерке "История одного посвящения",5 в стихотворном цикле "Ici haut"6 и, наконец, в блестящих по
глубине проникновения воспоминаниях "Живое о живом",7 несомненно лучших из всего написанного о
Волошине. В этих произведениях Цветаева сама перечислила "дары", которые получила от своего
старшего друга.
Первым -- главным -- из этих "даров" было доверие к людям. "Максу я обязана крепостью и
открытостью моего рукопожатия и с ними пришедшему доверию к людям. Жила бы как прежде -- не
доверяла бы, как прежде; может быть, лучше было бы -- но хуже".8 Волошину Цветаева обязана также
целым рядом друзей. Она писала об этом его призвании "сводить людей, творить встречи и судьбы": "К
его собственному определению себя как коробейника идей могу прибавить и коробейника друзей".9 В
Коктебеле, "у Макса", Цветаева познакомилась с Сергеем Яковлевичем Эфроном (1893--1941), своим
будущим мужем. Объектом своеобразного преклонения стала для нее мать Волошина, Елена
Оттобальдовна (1850--1923), женщина, по ее словам, "человеческой и всякой исключительности,
самоценности, неповторимости".10 Таким же событием, "как Макс", оказалась в жизни Цветаевой встреча
с поэтессой Аделаидой Герцык.11 В Коктебеле под эгидой "Макса" Цветаева познакомилась с А. Н.
Толстым, там же началась, по сообщению А. С. Эфрон, ее дружба с Н. В. Крандиевской и состоялась ее
первая встреча с О. Мандельштамом. Возможно, именно Волошин "свел" Цветаеву с К. Бальмонтом,
своим давним другом; при его посредстве познакомился с ней и И. Эренбург.
Сам Коктебель, обетованная земля для многих поэтов, был еще одним бесценным "даром"
Волошина. 30 августа 1921 г. Цветаева пишет его матери: "Коктебель 1911 г. -- счастливейший год моей
жизни, никаким российским заревам не затмить того сияния". "Одно из лучших мест на земле", -определяет
она это выжженное, дикое побережье в 1931 г.12 И где-то в конце тридцатых годов, уже
"подводя итоги", поставит Коктебель в ряд с лучшими воспоминаниями жизни: "Таруса... Коктебель да
чешские деревни -- вот места моей души".13
У зрелой Цветаевой обнаруживается много общего с Волошиным: детскость, отталкивание от
мира "взрослых", простота и неприхотливость в быту, неприязнь к "учительству" и к политике,
"внецерковность", жесткая требовательность к себе. Общими были у них и непреклонная верность своим
убеждениям и беспредельная любовь к поэзии.
Коктебельское лето 1911 г. было для Цветаевой неповторимым, но не единственным. В уже
цитировавшемся письме к А. Тесковой она говорила, что обязана Волошину "целым рядом блаженных лет
(от лето) в его прекрасном суровом Коктебеле".14
Но первое знакомство их состоялось в Москве, в самом конце 1910 г. 1 декабря Цветаева дарит
Волошину свой первый стихотворный сборник "Вечерний альбом"; 22 декабря датировано обращенное к
Стр.1