Уильям Мейкпис Теккерей
Ярмарка тщеславия
Роман без героя
Перевод с английского М. А. Дьяконова.
"Собрание сочинений в 12 томах, том 4.": Художественная литература; Москва; 1975
OCR Бычков М.Н.
Перед занавесом
Чувство глубокой грусти охватывает Кукольника, когда он сидит на подмостках и смотрит на
Ярмарку, гомонящую вокруг. Здесь едят и пьют без всякой меры, влюбляются и изменяют, кто плачет, а
кто радуется; здесь курят, плутуют, дерутся и пляшут под пиликанье скрипки; здесь шатаются буяны и
забияка, повесы подмигивают проходящим, женщинам, жулье шныряет по карманам, полицейские
глядят в оба, шарлатаны (не мы, а другие, - чума их задави) бойко зазывают публику; деревенские олухи
таращатся, на мишурные наряды танцовщиц и на жалких, густо нарумяненных старикашек-клоунов,
между тем как ловкие воришки, подкравшись сзади, очищают карманы зевак. Да, вот она, Ярмарка
Тщеславия; место нельзя сказать чтобы, назидательное, да ж не слишком небелое, несмотря на царящий
вокруг шум и гам. А посмотрите вы на лица комедиантов и шутов, когда они не заняты делам и Томдурак,
смыв со щек краску, садится полдничать со своей женой и маленьким глупышкой Джеком,
укрывшись, за серой холстиной. Но скоро занавес поднимут, и вот уже Том опять кувыркается через
голову и орет во всю глотку: "Наше вам почтение!"
Человек, склонный к раздумью, случись ему бродить по такому гульбищу, не будет, я полагаю,
чересчур удручен ни своим, ни чужим весельем. Какой-нибудь смешной или трогательный эпизод, быть
может, умилит его или позабавит: румяный мальчуган, заглядевшийся на лоток с пряниками;
хорошенькая плутовка, краснеющая от любезностей своего кавалера, который выбирает ей ярмарочный
подарок; или Том-дурак - прикорнувший позади фургона бедняга сосет обглоданную кость в кругу своей
семьи, которая кормится его скоморошеством. Но все же общее впечатление скорее грустное, чем
веселое. И, вернувшись домой, вы садитесь, все еще погруженный в глубокие думы, не чуждые
сострадания к человеку, и беретесь за книгу или за прерванное дело.
Вот и вся мораль, какую я хотел бы предпослать своему рассказу о Ярмарке Тщеславия. Многие
самого дурного мнения о ярмарках и сторонятся их со своими чадами и домочадцами; быть может, они и
правы. Но люди другого склада, обладающие умом ленивым, снисходительным или насмешливым,
пожалуй, согласятся заглянуть к нам на полчаса и посмотреть на представление. Здесь они увидят
зрелища самые разнообразные: кровопролитные сражения, величественные и пышные карусели, сцены
из великосветской жизни, а также из жизни очень скромных людей, любовные эпизоды для
чувствительных сердец, а также комические, в легком жанре, - и все это обставлено подходящими
декорациями и щедро иллюминовано свечами за счет самого автора.
Что еще может сказать Кукольник? Разве лишь упомянуть о благосклонности, с какой
представление было принято во всех главнейших английских городах, где оно побывало и где о нем
весьма благоприятно отзывались уважаемые представители печати, а также местная знать и дворянство.
Он гордится тем, что его марионетки доставили удовольствие самому лучшему обществу нашего
государства. Знаменитая кукла Бекки проявила необычайную гибкость в суставах и оказалась весьма
проворной на проволоке; кукла Эмилия, хоть и снискавшая куда более ограниченный круг поклонников,
все же отделана художником и разодета с величайшим старанием; фигура Доббина, пусть и неуклюжая с
виду, пляшет преестественно и презабавно; многим понравился танец мальчиков. А вот, обратите
внимание на богато разодетую фигуру Нечестивого Вельможи, на которую мы не пожалели никаких
издержек и которую в конце этого замечательного представления унесет черт.
Засим, отвесив глубокий поклон своим покровителям, Кукольник уходит, и занавес поднимается.
Лондон, 28 июня 1848 г.
Стр.1