Николай Николаевич Страхов <...> Чувствую заранее (да это, вероятно, чувствуют и все, кто у нас нынче пишет), что читатель всего
больше будет искать в моей статье поучения, наставления, проповеди. <...> Таково наше настоящее положение,
таково наше душевное настроение, что нас мало интересуют какие-нибудь холодные рассуждения, сухие
и строгие анализы, спокойная деятельность мысли и творчества. <...> К каждому владеющему словом мы готовы обратиться с тою речью, которую некогда слышал поэт:
Мы малодушны, мы коварны,
Бесстыдны, злы, неблагодарны;
Мы сердцем хладные скопцы,
Клеветники, рабы, глупцы;
Гнездятся клубом в нас пороки. <...> Сам Тургенев, о новом романе которого мы
хотим теперь говорить, может быть поставлен в пример. <...> Некоторые его произведения даже заканчиваются голым нравоучением -- например, "Фауст". <...> Так, роман "Накануне" справедливо подвергался
упреку, что его лица заметно пригнаны и приспособлены к выражению задней поучительной мысли
автора. <...> Как бы то ни было, но только требование урока и поучения как нельзя яснее обнаружилось у нас
при появлении нового романа Тургенева. <...> Одни нашли, что "Отцы и дети" есть сатира на молодое поколение, что
все симпатии автора на стороне отцов. <...> Другие говорят, что осмеяны и опозорены; в романе отцы, а
молодое поколение, напротив, превознесено. <...> Одни находят, что Базаров сам виноват в своих несчастных
отношениях к людям, с которыми он встретился; другие утверждают, что, напротив, эти люди виноваты в
том, что Базарову так трудно жить на свете. <...> Несмотря на то, роман читается с жадностью и возбуждает такой интерес, какого,
смело можно сказать, не возбуждало еще ни одно произведение Тургенева. <...> Г. Тургенев во всяком случае может быть доволен. <...> Если роман Тургенева повергает читателей в недоумение, то это происходит по очень простой
причине: он приводит к сознанию то, что еще не было сознаваемо, и открывает то, что еще не было
замечено. <...> Если мы не <...>
И._С._Тургенев._Отцы_и_дети.pdf
Николай Николаевич Страхов
И. С. Тургенев. "Отцы и дети"
Критика 60-х гг. XIX века / Сост., вступит. ст., преамбулы и примеч. Л. И. Соболева.-- М.: ООО
"Издательство "Астрель"": "Издательство "АСТ", 2003 (Библиотека русской критики)
OCR Бычков М. Н.
Чувствую заранее (да это, вероятно, чувствуют и все, кто у нас нынче пишет), что читатель всего
больше будет искать в моей статье поучения, наставления, проповеди. Таково наше настоящее положение,
таково наше душевное настроение, что нас мало интересуют какие-нибудь холодные рассуждения, сухие
и строгие анализы, спокойная деятельность мысли и творчества. Чтобы занять и расшевелить нас, нужно
нечто более едкое, более острое и режущее. Мы чувствуем некоторое удовлетворение только тогда, когда
хоть ненадолго в нас вспыхивает нравственный энтузиазм или закипает негодование и презрение к
господствующему злу. Чтобы нас затронуть и поразить, нужно заставить заговорить нашу совесть, нужно
коснуться до самых глубоких изгибов нашей души. Иначе мы останемся холодны и равнодушны, как бы
ни были велики чудеса ума и таланта. Живее всех других потребностей говорит в нас потребность
нравственного обновления и потому потребность обличения, потребность бичевания собственной плоти.
К каждому владеющему словом мы готовы обратиться с тою речью, которую некогда слышал поэт:
Мы малодушны, мы коварны,
Бесстыдны, злы, неблагодарны;
Мы сердцем хладные скопцы,
Клеветники, рабы, глупцы;
Гнездятся клубом в нас пороки.
. . . . . . . . . . . . . . .
Давай нам смелые уроки!1
Чтобы убедиться во всей силе этого запроса на проповедь, чтобы видеть, как ясно чувствовалась и
выражалась эта потребность, достаточно вспомнить хотя немногие факты. Пушкин, как мы сейчас
заметили, слышал это требование. Оно поразило его странным недоумением. "Таинственный певец"2, как
он сам называл себя, то есть певец, для которого была загадкою его собственная судьба, поэт,
чувствовавший, что "ему нет отзыва"3, он встретил требование проповеди как что-то непонятное и никак
не мог отнестись к нему определенно и правильно. Много раз он обращался своими думами к этому
загадочному явлению. Отсюда вышли его полемические стихотворения, несколько неправильные и, так
сказать, фальшивящие в поэтическом отношении (большая редкость у Пушкина!), например "Чернь", или
Не дорого ценю я громкие права4.
Отсюда произошло то, что поэт воспевал "мечты невольные", "свободный ум"5 и приходил иногда
к энергическому требованию свободы для себя как для поэта:
Не гнуть ни совести, ни помыслов, ни шеи...
Вот счастье, вот права!..6
Отсюда, наконец, та жалоба, которая так грустно звучит в стихотворениях "Поэту", "Памятник", и
то негодование, с которым он писал:
Подите прочь! Какое дело
Поэту мирному до вас?
В разврате каменейте смело,
Не оживит вас лиры глас7.
Пушкин умер среди этого разлада, и, может быть, этот разлад немало участвовал в его смерти.
Вспомним потом, что Гоголь не только слышал требование проповеди, но и сам уже был заражен
энтузиазмом проповедования. Он решился выступить прямо, открыто, как проповедник в своей
Стр.1