Михаил Петрович Старицкий
Зарница
Рассказ из невозвратного прошлого
(Из эпохи 70-х годов)
Оригинал здесь: Книжные полки Лукьяна Поворотова.
Ценой жестокой искупила
Она сомнения свои...
Лермонтов
В небольшой полукрестьянской светлице было невыносимо парно и жарко. Яркий
огонь в варистой, простой печи с широкими сводами шумно и весело пылал; у печи
суетилась молодая женщина в очипке, повязанном темным платком, и в мещанской
кофте. Молодица то подбрасывала в огонь толстые прутья, разламывая их ловко
о колено, то забегала взглянуть на тесто, что всходило в макитре под кожухом,
то подбегала к столу, на котором красовались и крашеные яйца, и масло,
и ощипанная желтая курица, и оскобленный белый поросенок.
Несмотря на полдень, смотревший через четыре маленьких окна светло и весело
в хату, красноватые пятна от огня дрожали на полу и бегали по ближайшей стене,
вспыхивая ярким блеском на рогаче и ухвате; когда же молодица наклонялась
к очагу, то желтый платок загорался на ней чистым золотом, а раскрасневшееся
молодое лицо светилось жизнерадостно.
У ее ног вертелся лет пяти хлопчик в одной белой рубашке, подпоясанный
красной тесемочкой; черные шустрые глазенки его сверкали любопытством
и радостью, прехорошенькое личико, выпачканное в жир и сажу, горело здоровым
детским румянцем. Мальчуган совался во все углы, все трогал своими ручонками.
Молодица грозила своему сынку пальцем и ласково покрикивала на него.
У окна, близ лежанки, на топчане, на высоко намощенных подушках, лежала
молодая женщина, изможденная вконец тяжелым недугом; тощее ее тело было покрыто
белым рядном, высохшие руки бессильно были закинуты за голову; из-под тонких
пальцев выбивались целые волны черных волос, обрамляя темным овалом прозрачнобледное,
почти сквозящее на свету лицо с явной печатью интеллигентности.
Красивые, строго очерченные черты его
хранили следы не только физических
страданий, но и душевных невзгод. По черным кругам под глазами, по запекшимся
губам видно было, что больную снедает какой-то внутренний жар. Воспаленными
глазами она смотрела в открытое возле нее окно и, видимо, наслаждалась
ароматным дыханьем весны, щекотавшим живительной свежестью ее надорванную
грудь.
А весна уже царила в роскошном венчальном наряде.
У самого окна, словно укрытая пушистыми комками снега, серебрилась цветущая
вишня; несколько нежных лепестков занес
ветерок на подоконник и на голову
больной. За вишней дальше, внизу огорода, зеленела яркой зеленью распустившаяся
верба, увешанная золотыми сережками, за ней вырезывался на ясной лазури неба
пирамидальный тополь, весь унизанный красно-коричневыми листиками, а дальше,
дальше за огородом синела полоска широкой, многоводной реки. В мглистой дали,
заворачиваясь влево дугой, она яснела уже металлическим зеркалом, подернутым
дымкой тумана; из-за нее подымались легкими очертаниями сизые с пестрыми
пятнами горы, на верхней линии которых словно висел в воздухе и сверкал
серебристыми куполами грациозный контур пятиглавой церкви стиля ренессанс.
Издали доносился шум суетливой жизни и протяжный звон одиноких колоколов. Под
окном чирикали веселые воробьи, сизые
ласточки мелькали в воздухе быстро
и взмывали у окошка крылом; в кудрявых кустах шныряли суетливые куры
и сбегались взапуски на призывный крик петуха...
Больная отвела тоскливый взор от чарующей дали, пытливо взглянула на синее
безответное небо и, глубоко вздохнув, закрыла свои усталые очи.
- Эй, сядь мне, не путайся под ногами! - крикнула молодица. - Смотри,
Гриць, не серди мамы, а то вместо червоного яичка прикатится к тебе березовая
каша!
- Я не хочу березовой каши, ты мне, мама, молочной свари! - подбежал Гриць
к молодице и закутал в ее сподницу свою головку.
- Ишь, что выдумал в пост! Прочь, балованный, чуть не опрокинула горшка
с кипятком, ступай играть во двор, не мешай тут, а то, помяни мое слово, не
понюхаешь завтра ни поросятины, ни пасхи!
- Мне не хочется... - плаксиво наморщился Гриць. Я буду тихо... Ей-богу,
Стр.1