СОЛОВЬЁВ-АНДРЕЕВИЧ, Евгений Андреевич, псевдоним, настоящая фам.-- Соловьев; другие
псевдонимы -- Ан., Анд., Андреевич., Мирский, Скриба, В. Смирнов [6(18).VIII.1867 -- 25.VIII(7.IX).1905,
Шувалово, под Петербургом] -- литературный критик, историк литературы, беллетрист. Учился в 3-й
Петербургской гимназии. Окончил в 1888 г. историко-филологический факультет Петербургского
университета. Еще в студенческие годы начал печататься в газете "Эхо". В идейном созревании С.-А.
особую роль сыграли его "духовные" учителя -- Д. И. Писарев и А. И. Герцен. Готовил себя к научной
карьере, но пришлось учительствовать в Сибири. По возвращении в Петербург целиком отдался
литературной работе: писал корреспонденции, делал обзоры художественных выставок, читал в
университете лекции, редактировал иностранные переводы, подбирал рисунки для иллюстрированных
журналов. По сибирским впечатлениям выпустил сборник рассказов "В раздумье" (1892). В 90 гг. много
сделал для популяризации творчества Карамзина, Аксакова, Гончарова, Тургенева и др., написав для
серии "Жизнь замечательных людей", издаваемой Ф. Павленковым (1891--1899), их биографии. На
протяжении творческой деятельности печатался в "Жизни", "Русском богатстве", "Научном обозрении",
"Журнале для всех", газетах "Новости", "Русская жизнь", "Русь", "Одесское обозрение". Самым
счастливым временем считал работу в "Жизни", где сблизился с М. Горьким и воспринял учение Маркса.
В последние годы намеревался написать "Историю пролетариата".
Литературная концепция С.-А. отражена в статьях, опубликованных в журнале "легальных
марксистов" "Жизнь". В них критик продемонстрировал "сословный" (в его понимании -- классовый)
подход к литературе, хотя и ограничился общими рассуждениями о "рефлектирующих барах",
"кающихся дворянах" и "разночинцах". С.-А. с уважением отозвался о наследстве 60 гг., но подчеркнул,
что в 90 гг. ведущей силой в обществе становится пролетариат и на смену проповедуемой
народничеством жертвенности приходит идея активной личности и бунт против мещанского
миропорядка. Герой лит. оказывался у критика целиком сконструирован по образцу "новых людей" 60-70
гг. С.-А. сумел предвосхитить такие черты его, как бодрое чувство любви к жизни, непоколебимую
веру в свои возможности, но оставил без внимания существо той борьбы, которой посвятит герой
накопленные знания и силы. У него даже проскальзывало предложение объединить толстовского
крестьянина, горьковского "босяка" и нарождающегося пролетария в один тип, для которого характерно
презрение к мещанству и жажда свободы. Он выражал надежду, что произведения, отражающие жизнь
народа и его стремления, появятся, когда окончательно "прояснится" сознание масс.
Ведущими писателями, отразившими новое отношение к личности, для С.-А. были А. П. Чехов и
М. Горький. В творчестве Чехова в противовес народническим взглядам он обнаружил "исторический"
пессимизм, т. е. такой, который "может быть излечен" (Жизнь.-- 1901.-- No 3.-- С. 229) при
соответствующих переменах в общественной жизни. Ценным было указание критика на
складывающуюся в творчестве Чехова из "мозаики случайных фактов", мелочей "грозную" (Там же.-- No
2.-- С. 364) картину действительности, перерастающую в обвинение всему общественному строю. При
этом критик отметил также, что "случайности" Чехова -- особого рода: за каждою угадывается
неизбежность. Критик верно уловил ведущую особенность чеховского метода -- мелочный,
атомистический анализ жизненных противоречий.
Статьи, посвященные М. Горькому, объединены в цикл "Вольница". Отношение критика к
писателю было восторженным. Он увидел в горьковских героях воплощение мятежного и
непримиримого человеческого духа. С.-А. одним из первых обосновал мысль о романтизме молодого
писателя, но придал ему слишком расширительный характер. На точно сформулированный вопрос: что
же определяет поведение горьковских героев -- "меланхолический темперамент... или искание подвига,
призыв ли свободы или непримиримая ненависть к рабству, дерзость мысли или ее растерянность,
борьба вольного чувства с устоями... жизни... или же осознание своей неприспособленности и
неудачливости" (Там же.-- 1900.-- No 4.-- С. 324) -- С.-А. дал весьма уязвимый ответ, сведя все, по сути
дела, мотивы поступков героев к тем же источникам, которые питали романтизм прошлого. Позже в
своем обобщающем труде "Опыт философии русской литературы" (1905) он серьезно подправил свое
положение о романтизме Горького и даже назвал его "пролетарским". "Босяк,-- заметит критик,--...лишь
символ пробуждающегося, но не определившегося пролетарского самосознания". Эта мысль, так же как
и утверждение, что в "Горьком... пролетариат впервые заявил о себе, о своем праве на жизнь и
счастье..." (Опыт философии русской литературы.-- С. 518, 520), были крупнейшим открытием
марксистской критики, позволившим определить своеобразие Горького именно с точки зрения
движущих сил пролетарского периода освободительного движения. В творчестве позднего Толстого
критик выше всего ценил "великую недосягаемую правду изображения", критический реализм писателя,
безжалостно срывающего "сто ризок с условностей нашей культурной, общественной жизни",
оголяющего "ее ложь, прикрытую высокими словами" (Жизнь.-- 1899.-- No 12.-- С. 353--354). От
декадентства С.-А. открещивался (и в этом сказалась его связь с народническими воззрениями) как от
Стр.1