И. Н. Потапенко
"Не герой"
Роман в двух частях
Спутники Чехова. Под ред. В. Б. Катаева.М., Изд-во Моск. ун-та, 1982.
OCR Бычков М. Н.
Часть I
I
Бакланов спускался по чугунной лестнице с третьего этажа, где помещалась его квартира. Он был
как всегда: недурно, но нельзя сказать, чтобы хорошо настроен, красив, одет не то чтобы изящно, а скорее
симпатично. Все на нем сидело вольно и даже чуть-чуть мешковато и уж во всяком случае не по моде:
пальто длинное, хотя франты Невского давно уже щеголяли в коротких, брюки широкие и полосатые, а
между тем последним словом были -- в клетку и узкие, шляпа мягкая, светлая, что ни в каком случае не
подходило к темно-серому пальто; но все это шло к его красивому лицу с круглой русой бородкой, с
румяными щеками, с серыми добрейшими глазами, которые дружелюбно смотрели на весь мир и
ежеминутно говорили: "Ничего, ничего; конечно, не все на свете прекрасно; есть много несовершенств,
несправедливостей, обид; но тем не менее -- ничего,-- мне все-таки недурно живется, и я люблю божий
свет!" Когда он дошел до последней ступеньки, почтенный седобородый швейцар, несмотря на свой
большой рост и свою тяжеловесность, засуетился, быстро выдвинул ящик ясеневого столика, вынул
оттуда пакетец и подал Бакланову.
-- Это вам-с, Николай Алексеич! Сию минуту принесли, не успел представить.
Бакланов взял пакет, красиво поднял веки и брови, как бы спрашивая: "Мне? От кого бы?" -- и
начал не спеша распечатывать пакет, в то же время продолжая свой путь уже по панели Фурштадтской
улицы. Решительно не мог он себе представить, от кого и по какому поводу могла бы прийти ему
телеграмма. Человек он неделовой, в провинции у него никого нет, кроме старой больной тетки, живущей
где-то под Серпуховом в свой усадьбице, такой же полуразрушенной, как она сама. Кое с кем в Москве он
ведет переписку, с одним профессором, с двумя журналистами, с редактором одного толстого журнала, но
ни с кем из них у него не было такого дела, чтобы могла понадобиться телеграмма. Но кто бы это?
-- Ах, вот кто! -- промолвил он вслух, развернув телеграмму и прочитав прежде всего подпись.
Там значилось: Рачеев. А телеграмма кратко извещала о прибытии завтра в одиннадцать часов на
Николаевский вокзал.
"Рачеев, Рачеев! Старая дружба, сердечная дружба, школьная..." -- думал Бакланов, продолжая
свой путь уже по Литейному, по направлению к Невскому. Он и сам не замечал, что шаги его сделались
чаще и тверже и весь он был в волнении. Рачеева он не видал уже лет семь и за все это время почти
никогда не думал о нем. В последний раз он приезжал сюда из Москвы и побыл всего две недели. Он был
мрачен и на все сердит. Помнил Бакланов горячую сцену в ресторане Палкина, когда они и с ними еще
Ползиков истребляли напитки в отдельном кабинете. Все были разгорячены, а Рачеев больше всех,
потому что он пил не для удовольствия, а с единственным желанием напиться и, как он говорил, "видеть
мир перевернутым вверх ногами". Рачеев тогда страдал обычной болезнью русских порядочных людей -неведением,
куда приложить свои силы таким образом, чтобы они не пропали даром. Бакланов и
Ползиков вели разговор о каком-то начинающем авторе, причем Бакланов утверждал, что это
несомненный талант, а Ползиков с свойственной ему мефистофельской ядовитостью говорил, что все
бездарности были в свое время начинающими талантами. Вдруг Рачеев хлопнул по столу кулаком с такой
силой, что бутылка подпрыгнула и повалилась набок, а красное вино из нее вылилось на светлую жилетку
Ползикова.
-- Черт вас побери с вашими талантами, бездарностями, со всей вашей литературой, со всеми
Стр.1