И. H. ПОТАПЕНКО
Несколько лет с А. П. Чеховым
К 10-летию со дня его кончины
А.П.Чехов в воспоминаниях современников
Издательство "Художественной литературы", Москва, 1960
OCR & SpellCheck: Zmiy (zmiy@inbox.ru), 25 августа 2002 года
Десять лет прошло, а я до сих пор не мог написать о нем ни строчки. В то время как другие уже
написали о нем так много...
Меня часто спрашивали: почему? - и я сам спрашиваю себя об этом и вижу только одно: потому,
что это тяжело.
Легко писать об умершем, глядя со стороны; легко было писать о нем как о художнике,
рассказчике, драматурге. Но всем этим он для меня был не больше, чем для других: предметом
восхищения. Главное же, чем он был для меня: человеком, которого я нежно любил.
Не другом, - это я считаю нужным сказать в самом начале и думаю, что у него не было ни одного
друга, - но товарищем в самом прекрасном значении этого слова. Было у нас много общей жизни, и,
должно быть, в этом и ответ.
Как писать об умершем, которого любил живым? При всяком воспоминании плакать хочется.
Еще недавно пошел смотреть его "Вишневый сад", и хотелось плакать, - не от пьесы, не над судьбой
героев, а о нем.
Его судьба так похожа на судьбу вишневого сада: и его также срубил беспощадный топор в
самом роскошном цвету.
До сих пор не могу примириться с тем, что его нет. И даже не с фактом, который нелеп, не
логичен и груб, как все в жизни, а с ужасной несправедливостью...
А впрочем - бесполезный разговор.
Юности я его не знаю. Моя первая встреча с ним произошла, когда у него было уже хорошее
литературное имя. Он выпустил несколько книг, был написан и поставлен на сцене "Иванов". Зародилась
мысль о поездке на Сахалин.
Я говорю только о встрече. Как это ни странно, но знакомство наше началось не с первой, а со
второй встречи.
Первая же была что-то смутное. Я жил тогда в Одессе, писал в местных газетах, служил в
городской управе. Моя прикосновенность к литературе была самая скромная: несколько повестушек, не
остановивших на себе ничьего внимания.
Гостила в городе труппа московского Малого театра, и приехал он. Обо мне он не имел ни
малейшего понятия, но ему напел про меня живший тогда в Одессе его товарищ по таганрогской
гимназии - писатель, впоследствии известный толстовец, П.А.Сергеенко, и привез его ко мне на дачу.
По всей вероятности, он и сам был удивлен незначительностью и ненужностью этой встречи. Я
смотрел на него снизу вверх и ждал от него чего-то особенного.
Но он был не из тех, что любят производить впечатление. Напротив (это уж я потом, гораздо
позже, разглядел), когда он замечал, что от него ждут и, что называется, смотрят ему в рот, он как будто
старался как можно меньше отличаться от всех. Он тогда прятал себя.
Поговорили о чем-то местном и случайном, и он уехал, должно быть пожалев о потраченном
времени.
Когда потом, года через четыре, мы встретились в Москве, мы точно в первый раз увидели друг
друга. Одесская встреча не оставила никаких следов.
Сближение наше шло очень медленно, - в этом отношении мы оба были люди трудные. У меня
это происходило скорее от неуверенности в себе, у него же, как я думаю, от осторожности.
Его всегдашнее спокойствие, ровность, внешний холод какой-то, казавшейся непроницаемой,
броней окружали его личность. Казалось, что этот человек тщательно бережет свою душу от
постороннего глаза.
Но это не та скрытность, когда человек сознательно прячет что-то такое, что ему неудобно
показать и выгоднее держать под прикрытием. Нет, это было нечто совсем другое, чего я долго не мог
понять в нем, а потом - не знаю, понял ли, или только придумал для себя правдоподобное объяснение.
Мне кажется, что он весь был - творчество. Каждое мгновение, с той минуты, как он,
Стр.1