Николай Помяловский
Махилов
Оригинал здесь: http://lib.aldebaran.ru
I
Майское солнце разливало вечерние лучи свои по сводам в кирпичному полу семинарского
здания в Ч...ве, а в некоторых углах его уже заметно начинало стемняться. <...> Ничего не
слышно, кроме жужжания; разве только изредка вскрикнет какой-нибудь семинарист - не охотник до
долбни и сидячей жизни, да изредка покажется дежурный на длинном коридоре; его шаги звонко
раздаются по гладкому кирпичному полу и, раскатившись под сводами, опять замирают мало-помалу;
опять глухое, невнятное жужжанье охватывает все слои семинарской атмосферы. <...> Для нее настала рекреация со своим трехнедельным досугом, со своими
песнями, весельем и попойками, Благодатная весть быстро обошла вместе с дежурным все классы - и
вмиг, будто по одному темпу, все завыло и застонало во всех углах словесности и философии. <...> Пойдем, в богословию, в другие классы неприлично итти нам. <...> Тридцать парт, [*] кафедра, вешалка и на ней богословский гардероб, да ведро воды у дверей составляют всю мебель класса. <...> В комнате плавает дым махорчатого табаку и слышится запах угара... <...> Это не то, что петербургский семинарист, которому не съесть
каши более полумиски и не выпить пенного более полуштофа. <...> Посмотрите, как
лихо отхватывает он трепака среди обступивших его товарищей, с поднятой вверх бутылью, в которой
плещется, звенит и играет за зеленым стеклом русское пенное. <...> Клики и песни смешались вместе, а сквозь клики и песни слышно, как звенят бутыли и стаканы. <...> Песни, пляска и попойка пошли крепче и шире, и через полчаса пирушка дошла до тех пределов,
когда подгулявший семинарист все забывает, когда он всем и каждому рассказывает, что ему одному
интересно знать, когда он целует и товарищей и стены, - и плачет, и хохочет, и поет почти в одно время. <...> Бедучевич,
Махилов, Чикадзе, Зимченко, Клопенко, Третинский и Остенкович - это были такие молодцы, о которых
и нынешний курс <...>
Махилов.pdf
Николай Помяловский
Махилов
Оригинал здесь: http://lib.aldebaran.ru
I
Майское солнце разливало вечерние лучи свои по сводам в кирпичному полу семинарского
здания в Ч...ве, а в некоторых углах его уже заметно начинало стемняться. Все здание было наполнено
каким-то странным жужжанием. Не понять, откуда оно выходит: оно как будто ползет и лезет из каждой
трещины, из каждого отверстия стен и пола коридоров. Эти странные звуки означают, что ч...ские
семинаристы сидят за партами и снабжают свои головы познаниями всякого рода и сорта. Ничего не
слышно, кроме жужжания; разве только изредка вскрикнет какой-нибудь семинарист - не охотник до
долбни и сидячей жизни, да изредка покажется дежурный на длинном коридоре; его шаги звонко
раздаются по гладкому кирпичному полу и, раскатившись под сводами, опять замирают мало-помалу;
опять глухое, невнятное жужжанье охватывает все слои семинарской атмосферы.
Но вот в углу коридора, в богословской занятной шум превращается в говор; говор становится
сильнее и крепче; начинают прорываться какие-то вскрикивания, и вдруг это кресцендо стремительно
возрастает до самого страшного фортиссимо. Что же встревожило или обрадовало ч...ю богословию?
Философ ли возмутился, и ему объявляется месть и гонение? Не презренный ли словарь - исчадие
мелкой бурсы - оказал словом или делом непочтение аристократу семинарии, и богослов в гневе своем
хочет раздавить его, как ничтожнейшую тварь? Или мало дали каши за обедом и еще меньше посулили
за ужином, и вот оголодавший богослов идет войной на буфет и поварню? Или товарищ попался за
железные двери ч...го карцера, и друзья идут громить их своими кулаками? Нет, не то; философ покорен
им; словарь ходит по струнке; каши поели они досыта, и карцер свободен от постоя. Вот прислушайтесь
к кликам, и вы узнаете, что богословия не бунтуется, а только веселится - торжествует богословия, и
торжествует не именины товарища, не кулачную победу в бою с купцами - нет, все не то. Слушайте
клики: "Ура, ребята! кути!.. На печку книги!.. Эй, Махилов, четверть сюда!.. Рекреация, ребята!" Так вот
что обрадовало семинарию! Для нее настала рекреация со своим трехнедельным досугом, со своими
песнями, весельем и попойками, Благодатная весть быстро обошла вместе с дежурным все классы - и
вмиг, будто по одному темпу, все завыло и застонало во всех углах словесности и философии. Теперь на
коридоре уже не жужжанье, а как будто стены и своды рушатся друг на друга: так громогласно радуются
питомцы бурсы, а этих питомцев в ней до 900 человек.
Заглянемте в какой-нибудь класс. Пойдем, в богословию, в другие классы неприлично итти нам.
Вот огромная комната, в которой помещается высшее отделение.
Тридцать парт, [*] кафедра, вешалка и на ней богословский гардероб, да ведро воды у дверей -
составляют всю мебель класса. В комнате плавает дым махорчатого табаку и слышится запах угара... Но
посмотрите, что за молодцы семинаристы. Это не то, что петербургский семинарист, которому не съесть
каши более полумиски и не выпить пенного более полуштофа. Вот, например, Махилов. Посмотрите, как
лихо отхватывает он трепака среди обступивших его товарищей, с поднятой вверх бутылью, в которой
плещется, звенит и играет за зеленым стеклом русское пенное. Молодец! Плеча широкие, рост в сажень,
и притом красавец, каких мало. Он первый силач семинарский, и многие ч...ие купцы и мещане, бока
которых ознакомились с его кулаками, пугают детей своих именем Максима Созонтовича Махилова.
Богословы любуются на своего товарища-богатыря; они дымят длинными чубуками и частыми
вскрикиваниями одобряют и поджигают плясуна.
[*] - В Ч...ой семинарии класс и занятная - одна и та же комната.
- Живо, ребята! - крикнул Махилов своим здоровым басом.
- Нахаживай! - подхватил Третинский - друг Махилова и силач не из последних, - и Максим
Стр.1