Николай Герасимович ПОМЯЛОВСКИЙ
МЕЩАНСКОЕ СЧАСТЬЕ
Егор Иванович Молотов думал о том, как хорошо жить помещику Аркадию Иванычу на белом
свете, жить в той деревне, где он, помещик, родился, при той реке, в том доме, под теми же липами, где
протекло его детство. При этом у молодого человека невольно шевельнулся вопрос: "А где же те липы,
под которыми прошло мое детство? - нет тех лип, да и не было никогда". Припомнился ему отецмещанин,
слесарь, жизнь в темной конуре, грязь и бедность, и первые детские радости, смех и горе, и
молитвы. Матери он не помнил; отец же ему представлялся очень живо. Он помнил, как, бывало, отец
долго работает, пот выступит на его широком лице, а он, Егорка, тут же копается. Отец вдруг оставит
работу, вздохнет на всю комнату, ущипнет ребенка за щеку и скажет: "А поди ко мне, чертёнок!", посадит
его к себе на колени, любуется на сынишку, целует его крупными губами, поднимает к потолку, хохочет.
- Чего ржешь, тятька?
- Что, Егорка? а?
- Ржешь чего?
- А стих такой нашел.
- Ишь ты! - отвечает Егорка.
- А спеть тебе песню? - спрашивает отец.
- Спой, тятька.
И поет отец дрянным голосом песню. Детская жизнь Егора Ивановича совершилась в грязи и
бедности; а вот и теперь он вспоминает ее с добрым чувством. Егорушка был мальчик бойкий: подпилки,
клещи, бурава, отвертки, обрезки железа и меди заменяли ему дома игрушки.
- Из тебя, Егорка, лихой выйдет мастер; много у тебя будет денег.
- О! - говорит Егорка.
- Тогда не забудешь своего тятьку?
- Я тебя, тятька, не забуду...
Отец беседовал с Егоркою как со взрослым, разговаривал обо всем, что занимало его: побранится
ли с кем, получит ли новый заказ, болит ли у него с похмелья голова - все расскажет сыну.
- Башка трещит, Егорка: вчера хватил лишнее. Вырастешь, не пей много.
- Я, тятька, пиво буду пить...
- И молодец!.. Ты у меня молодец ведь?
- Еще бы! - отвечает сын.
Иногда отец советуется с ним.
- Вот, Егорка, деньги получил за работу, а завтра праздник: так мы щей сварим, пирог загнем, да
еще чего бы? Киселя аль каши?
- Каша не в пример лучше...
- Ну, так каши, - соглашается отец.
И во всем так: идет ли отец гулять в церковь, в гости - везде с ним Егорка. Мальчик свободно
относился к отцу, точно взрослый, да и живет он дома не без пользы: он и в лавочку сбегает, и заказ
отнесет, сумеет и кашу сварить, и инструмент отточить, и пьяного отца разденет, спать уложит, да еще
приговаривает:
- Ну, ложись!.. ишь ты, нарезался!..
- Молчи, Егорка!
- Ладно, не разговаривай, лежи себе...
Вот в подобных случаях выпадали тяжелые минуты в жизни Егорки. Иногда придет отец сильно
пьяный, злой, непокладный и ни с того ни с другого поколотит сына...
- Не озорничай, тятька!.. черт этакой!.. право, черт! - отвечает ему сын.
- Врешь, каналья, врешь!.. Я тебе овчину-то натреплю...
При этом отец ловит Егорку за вихор и обижает его. На другой день отец все припомнит; ему
совестно, он не знает, как и взглянуть на Егорку, как приступиться к нему. Отец молчит, и сын молчит; у
обоих лица пасмурные. Под вечер, выглянув исподлобья, отец сказал:
- Полно, Егорка; ну тебя...
- А! теперь и рожу в сторону!.. стыдно, небось, стало?.. А ты не дерись!..
- Да ну тебя...
- Ишь нарезался, на стены лезет!
Отец замолчал. Прошло несколько мучительных минут. Отец тяжело вздохнул на всю комнату.
Стр.1