ДОЧЬ ЧИНОВНОГО ЧЕЛОВЕКА
Повесть
Не сердись за правду!
В наш век, в разврате утучневший, просит
Прощенья у порока добродетель
И ползает, моля о позволенье
Творить добро ему же...
Шекспир.
ГЛАВА I
Уста мои сомкни молчаньем,
Все чувства тайной осени;
Да взор холодный их не встретит
И луч тщеславья не просветит
На незамеченные дни...
Веневитинов.
Чиновнику Теребеньину лет около шестидесяти; у него темные волосы с проседью,
обстриженные под гребенку; маленькие глаза, почти без движения, цвета болотной воды,
и толстые губы. Он небольшого роста и всегда носит вицмундир. Белый галстук
несколько раз обвертывается кругом его шеи; этот белый галстук по утрам, в должности,
бывает на нем не совсем чист, хотя, по словам его, он носит белые галстуки именно
только для чистоплотности. "На черных-де, - говорит он, - незаметна грязь, а на белом вот
сейчас так и видно малейшее пятнышко". У него три вицмундира: одни весь истертый по
швам, который он носит в департаменте, другой поновее, который он обыкновенно
надевает по воскресным и табельным дням, также отправляясь куда-нибудь в гости к
приятелям на бостончик или на вистик; третий, совершенно новый, хранится собственно
для директорских обедов и вечеров. На днях Осип Ильич (так звали г-на Теребеньина) за
долговременную и усердную службу представлен к награждению. Недавно он променял в
Гороховой улице у часовых дел мастера свои старинные, толстые, серебряные часы на
серебряные же потонее. "Те, - говорит он, - в форме луковицы, кроме своей тяжести,
весьма неудобны были для ношения, потому что совершенно препятствовали застегнуть
вицмундир. Как застегнешь его, сейчас образуется горб на левом боку. Оно и некрасиво,
да и трется это место скорее. А жаль, - прибавлял он, - часы были верные: только четыре
раза в год поверять отдавал". До мая 1826 года Осип Ильич носил гусарские сапожки без
кисточек; с мая 1826 года он носит узенькие панталоны без штрипок, подбирающиеся
кверху, когда он садится. Чин действительного статского советника - любимейшая его
фантазия, цель, к которой он направляет все свои действия: если он сидит, сморщив брови
и шевеля губами, он наверно размышляет о чине действительного статского советника;
если ходит от одного угла комнаты до другого скорыми шагами, приставив указательный
перст к середине лба, он думает: "Какими бы средствами поскорее достичь до такого
почетного чина? Генерал! гм! Оно хоть и не совсем вельможа, а все-таки наравне с
знатью. - Ваше превосходительство, Осип Ильич! - Что вам надобно? - Его
превосходительству Осипу Ильичу! - А! это Теребеньину. - Вашему превосходительству,
Осипу Ильичу, известно, что... Да, да, славный чин действительный статский советник, и
титулование приятное! Как бы это поскорее хоть в статские советники? Что ж? почему
мне не быть действительным статским советником? почему?.. Да чем же лучше меня
Захар Михайлович? чем?" Осип Ильич терпеть не может ничего книжного и совершенно
презирает всех писателей. Он никогда ничего не читает из печатного, кроме Адрескалендаря,
Месяцеслова, Санкт-Петербуржских и Сенатских ведомостей. "Писатель! ну
что ж? эка штука, писатель! - часто говаривал он. - Что в них, в этих писателях? пользу,
что ли, какую приносят? Деловому человеку не очень есть время читать их побасенки-то.
Стр.1