ИВАН САВВИЧ НИКИТИН
ДНЕВНИК СЕМИНАРИСТА
(Повесть)
1844... июля 18
Слава тебе, господи! Вот и каникулы! Вот, наконец, я и дома... Да!
Нужно, подобно мне, позубрить круглый год уроки, ежедневно,- да еще два
раза в день, - за исключением, разумеется, праздников, - промерить от
квартиры до семинарии версты четыре или более; потом в душной комнате, в
кружке шести человек товарищей, подчас в дыму тютюна, погнуться до полночи
над запачканною тетрадкой или истрепанною книгой, потвердить греческий и
латинский языки, геометрию, герменевтику, философию и прочее и прочее и
после броситься с досадою на жесткую постель и заснуть с тощим желудком,
оттого что какие-нибудь там жиденькие, сваренные с свиным салом щи пролиты
на пол пьяною хозяйкою дома, - нужно, говорю я, все это пережить и
перечувствовать,
чтобы оценить всю
прелесть теплого, гостеприимного,
родного уголка... Ух! Дай потянусь на этом кожаном стуле, в этой горенке с
окнами, выходящими в веленый, обрызганный росою, сад, в этом раю, где я сам
большой, сам старшой, где имеет право прикрикнуть на меня только один мой
добрый батюшка... А право, здесь настоящий рай: тихо, светло. Из сада
пахнет травою и цветами; на яблонях чирикают воробьи; у ног моих мурлычет
мой старый знакомец, серый кот. Яркое солнце смотрит сквозь стекло и
золотым снопом упирается в чисто вымытую и выскребенную ножом сосновую
дверь. Батюшка мой такой тихий, такой незлопамятный! Если ж случается мне
что-нибудь набедокурить, он покачает
головою, сделает легкий упрек - и
только. Между тeм, странное дело! я так боюсь его оскорбить... А вот, помню
я,
был у нас учитель во втором классе училища, Алексей Степаныч,
коренастый, с черными нахмуренными бровями и такой рябой и корявый, что
смотреть скверно. Вызовет он, бывало, тебя на средину класса и крикнет:
"Читай!" А из глаз его так и сверкают молнии. Взглянешь на него украдкою и
начнешь изменяться в лице, в голове пойдет путаница, и все вокруг тебя
заходит: и ученики, и учитель, и стены - просто диво! И понесешь такую
дичь, что после самому станет стыдно. "Не знаешь, мерзавец! - зарычит
учитель, - к порогу!.." И начнется, бывало, жаркая баня... Что ж вы
думаете? Попадались такие ученики, которые, не жалея своей кожи, находили
непонятное удовольствие бесить своего наставника. Бывало, иной ляжет под
розги, закусит до крови свой палец - и молчит. Его секут, а он молчит. Его
секут еще больнее, а он все молчит.
Алексей Степаныч смотрит и со зла чуть не рвет на себе волосы... Да
мало ли что случалось! Однажды ученик делал деление и до того спутался, что
никак не мог решить задачи. Стоит бедняжка у доски, лицо раскраснелось, по
щекам текут слезы, нос выпачкан мелом, руки и правая пола сюртука тоже в
мелу. Алексей Степаныч злится, не приведи господи! "Ну, говорит, что ж
ты!., решай!.." И вдруг повернулся направо. "Богородицкий! как ты об этом
думаешь?" Богородицкий вскочил со скамьи, вытянул руки по швам и, вспомнив,
что в катехизисе есть подобный вопрос с надлежащим к нему ответом,
громогласно и нараспев отвечал: "Я думаю и рассуждаю об этом так, как
повелевает мать наша церковь". Мы все переглянулись, однако ж засмеяться
никто не посмел. Алексей Степаныч плюнул ему в глаза и крикнул: "На
колени!" Ну, в семинарии у нас совсем не то: розги почти совсем устранены,
а если и употребляются в дело, так это уж за что-нибудь особенное.
Наставники обращаются с нами на вы, к чему я долго не мог привыкнуть. Оно в
самом деле странно: профессор, магистр духовной академии, человек, который
бог знает чего не прочитал и не изучил, обращается, например, ко мне или к
моему товарищу,
сыну какого-нибудь
пономаря или дьячка, и говорит:
"Прочтите лекцию". Долго я не мог к этому привыкнуть. Теперь ничего. И мне
становится уже неприятно, иногда и вовсе обидно, если кто-либо говорит мне
mw; в этом ты я вижу к себе некоторое пренебрежение. Замечу кстати: мне
необходимо привыкать к вежливости, или, как говорит мой приятель Яблочкин,
к Порядочности (Яблочкин необыкновенно даровит, жаль только, что он
помешался на чтении какого-то Белинского и вообще на чтении разных светских
книг). Батюшка сказал, что с первых чисел сентября я буду жить в квартире
одного из наших профессоров с тою целию, Чтобы он имел непосредственное
наблюдение за моим поведением, следил за моими занятиями и, где нужно,
помогал мне своими советами. Этот надзор, мне кажется, решительно во всем
Стр.1