Фридрих Ницше
Несвоевременные размышления:
"О пользе и вреде истории для жизни"
Friedrich Nietzsche
"Vom Nutzen und Vorteil der Historie fur das Leben"
Перевод -- Якова Бермана.
"Рождения трагедии"
Это сочинение является вторым по счёту в замысленной Ницше сразу по выходе в свет
серии культуркритических эссе, объединённых общим названием
"Несвоевременные размышления". Первоначальный замысел Ницше охватывает двадцать тем или,
точнее, двадцать вариаций на единую культуркритическую тему. Со временем этот план то
сокращался (до тринадцати), то увеличивался (до двадцати четырёх).
Из замысленного ряда удалось осуществить лишь четыре очерка: "Давид Штраус, исповедник и
писатель" (1873), "О пользе и вреде истории для жизни" (1874), "Шопенгауэр как воспитатель" (1874),
"Рихард Вагнер в Байрейте" (1875-1876).
Произведение публикуется по изданию: Фридрих Ницше, сочинения в 2-х томах, том 1,
издательство "Мысль", Москва 1990.
ПРЕДИСЛОВИЕ
"Мне, во всяком случае, ненавистно все, что только поучает меня, не расширяя и непосредственно
не оживляя моей деятельности". Эти слова Гёте, это его задушевное ceterum censeo могло бы служить
вступлением к нашему рассуждению о положительной или отрицательной ценности истории. Ибо в этом
рассуждении мы намерены показать, почему поучение без оживления, почему знание, сопряженное с
ослаблением деятельности, почему история, как драгоценный избыток знания и роскошь, нам должны
быть, по выражению Гёте, серьезно ненавистны, -- а именно потому, что мы нуждаемся еще в самом
необходимом, и потому, что все излишнее есть враг необходимого. Конечно, нам нужна история, но мы
нуждаемся в ней иначе, чем избалованный и праздный любитель в саду знания, с каким бы высокомерным
пренебрежением последний ни смотрел на наши грубые и неизящные потребности и нужды. Это значит,
что она нужна нам для жизни и деятельности, а не для удобного уклонения от жизни и деятельности или
тем менее для оправдания себялюбивой жизни и трусливой и дурной деятельности. Лишь поскольку
история служит жизни, постольку мы сами согласны ей служить; а между тем существует такой способ
служения истории и такая оценка ее, которые ведут к захирению и вырождению жизни: явление,
исследовать которое в связи с выдающимися симптомами нашего времени теперь настолько же
необходимо, насколько, может быть, это и тягостно.
Я стремился изобразить чувство, которое неоднократно меня мучило; моей местью ему пусть
будет то, что я его теперь предаю гласности. Может быть, это изображение побудит кого-нибудь заявить
мне, что и он тоже испытал это чувство, но что мне оно известно не в его чистом, первоначальном виде и
что я выразил его далеко не с подобающей уверенностью и зрелостью понимания. Таково, может быть,
мнение некоторых; большинство же скажет мне, что это -- совершенно извращенное, неестественное,
отвратительное и просто непозволительное чувство или даже что я показал себя в нем недостойным того
могущественного тяготения нашего времени к истории, которое, как известно, ясно обнаружилось за
последние два поколения, в особенности среди немцев. Но во всяком случае тем, что я беру на себя
смелость дать точное описание природы моего чувства, я скорее способствую охране господствующих
приличий, чем подрываю их, ибо я таким образом доставляю возможность многим рассыпаться в
комплиментах перед подобным направлением времени. Я же приобретаю для себя еще нечто, что для
меня гораздо дороже, чем общественное благоприличие, именно, возможность получить публичное
поучение и строгое наставление насчет смысла нашего времени.
Несвоевременным я считаю также и это рассуждение, ибо я делаю в нем попытку объяснить нечто,
чем наше время не без основания гордится, именно, его историческое образование, как зло, недуг и
Стр.1