На пестрой циновке, под старыми пальмами оазиса Энгадди, виднелись две белые фигуры... <...> То были: старый,
весь точно прозрачный, с большой изжелта-белой бородой и усталыми, грустными глазами -- Исмаил,
начальник общины, и один из ее членов -- галилеянин Иешуа, который, несмотря на его сравнительно
молодой возраст, -- ему было около тридцати -- уже пользовался некоторой известностью как
проповедник. <...> Сразу приковывало к себе его тихое под
пестрой чалмой -- судар -- лицо, а в особенности эти темные глаза: то были они немножко дики, точно
пугливы, как у очень застенчивых детей, то -- в моменты глубокого волнения -- они вдруг согревались,
загорались и освещали не только все лицо, но все существо молодого проповедника каким-то сиянием... <...> -- Не могу я оставаться с вами, рабби... -- проникновенно отвечал Иешуа. <...> И заметь, рабби: когда дело касается главного, люди почти всегда согласны между собой и, во
всяком случае, согласить их не трудно, а как дойдет дело до этих вот мелочей, так и начинаются раздоры,
которых ничем не потушишь... <...> -- Не ожидал я от тебя такого слова, рабби! -- сказал он. <...> Милый, -- ласково положил он свою прозрачную, трясущуюся
руку на колено Иешуа, -- скажи: разве твоя вера теперь такая же, как в то время, когда твой отец учил тебя
первой молитве? <...> Или когда ты шел впервые с паломниками в Иерусалим? <...> Ты помнишь, заезжал к нам в Энгадди Филон Александриец? <...> -- Прости меня, рабби, но я не могу согласиться с тобой... -- сказал он. <...> Наша белая
ессейская одежда не всегда прикрывает в Энгадди белую душу. <...> В душе встал прелестный образ чернокудрой Мириам. <...> Точно проверяя свое решение, он просматривал
всю свою жизнь: и солнечное детство в тихом, зеленом Назарете, и первое паломничество, такое яркое,
такое волнующее, в Иерусалим, когда ему исполнилось двенадцать лет, и эта ужасная встреча с
повстанцами Иуды Галонита, которых римляне вели на страшную казнь, и тихая, трудовая жизнь в милой,
веселой <...>
Евангелие_от_Фомы.pdf
Иван Наживин
Евангелие отФомы
OCR & Spellcheck by A. V. Ivanov 12 September 2006
Источник: Собрание сочинений: В 3 т. Т. 1: Софисты: Роман-хроника. Евангелие от Фомы":
1995;Москва; 1995.
Оригинал здесь: Библиотека "Альдебаран".
Аннотация
Иван Федорович Наживин (1874--1940) -- один из интереснейших писателей нашего века. Начав с
"толстовства", на собственном опыте испытал "свободу, равенство и братство", вкусил плодов той
бури, в подготовке которой принимал участие, видел "правду" белых и красных, в эмиграции создал целый
ряд исторических романов, пытаясь осмыслить истоки увиденного им воочию.
I
Короткая летняя ночь догорала. За черно-синими горами умирала огромная, бледно-серебристая
луна. Бледнели звезды. Где-то поблизости дремотно гулькал ручей.
На пестрой циновке, под старыми пальмами оазиса Энгадди, виднелись две белые фигуры... Два
человека в широких белых одеждах ессеев -- одной из религиозных иудейских общин. То были: старый,
весь точно прозрачный, с большой изжелта-белой бородой и усталыми, грустными глазами -- Исмаил,
начальник общины, и один из ее членов -- галилеянин Иешуа, который, несмотря на его сравнительно
молодой возраст, -- ему было около тридцати -- уже пользовался некоторой известностью как
проповедник. Он был роста повыше среднего, смугл и худощав. Сразу приковывало к себе его тихое под
пестрой чалмой -- судар -- лицо, а в особенности эти темные глаза: то были они немножко дики, точно
пугливы, как у очень застенчивых детей, то -- в моменты глубокого волнения -- они вдруг согревались,
загорались и освещали не только все лицо, но все существо молодого проповедника каким-то сиянием...
Они провели в беседе всю ночь и, оба немного утомленные, сидели теперь погруженные в молчание.
Исмаил вздохнул.
-- Все так, все так... -- тихо уронил он. -- Но мне все же жаль, что ты хочешь оставить нас...
-- Не могу я оставаться с вами, рабби... -- проникновенно отвечал Иешуа. -- Люблю я бедность
вашу добровольную и строгость, и чистоту трудовой жизни вашей люблю, мила мне жалость ваша ко
всем страдающим и униженным, но многого не могу я принять у вас. Не могу я принять этой вашей
постоянной боязни оскверниться, не могу я принять этого вашего горделивого отчуждения от людей
только потому, что они не так живут, не так думают, как вы, не могу я принять и этого разделения братьев
-- ессеев на высших и низших и бесплодных гаданий ваших о том, как был сотворен мир и какие имена
были наречены ангелам, ибо знать этого нельзя, да и ни на что это человеку на его трудном пути не
нужно... Зайди в любую синагогу, послушай, сколько споров, сколько разделения, сколько вражды между
людьми из-за этих мелочей! А если разобрать все это как следует, то все это только жалкие человеческие
выдумки... И заметь, рабби: когда дело касается главного, люди почти всегда согласны между собой и, во
всяком случае, согласить их не трудно, а как дойдет дело до этих вот мелочей, так и начинаются раздоры,
которых ничем не потушишь... А ведь все это только слова...
-- Конечно, только слова... -- тихо уронил Исмаил. Иешуа взглянул на него согревшимися глазами.
-- Не ожидал я от тебя такого слова, рабби! -- сказал он.
-- Пожалуй, я сам немного виноват во всем этом... -- отвечал старец. -- Может быть, мне самому
нужно было заговорить с тобой об этом в свое время... Да, это, если хочешь, слова, но слова, нужные для
детей духа, как нужны ребенку пеленки. Милый, -- ласково положил он свою прозрачную, трясущуюся
руку на колено Иешуа, -- скажи: разве твоя вера теперь такая же, как в то время, когда твой отец учил тебя
Стр.1