Д. С.МЕРЕЖКОВСКИЙ
Не святая Русь
(Религия Горького)
Максим Горький: pro et contra / Вступ. ст., сост. и примеч.Ю. В. Зобнина. -- СПб.: РХГИ, 1997.
-- (Русский путь).
OCR Бычков М. Н.
I
Куда идет Россия? Великие русские писатели отвечают на этот вопрос, -- как бы вечные вехи
указывают путь России.
Последняя веха -- Толстой. За ним -- никого, как будто кончились пути России. За Толстым
никого -- или Горький.
По сравнению с теми, великими, Горький мал. Мало все, что рождается; велико все, что выросло,
достигло своего предела и конца. Великим кажется прошлое, малым -- будущее. Вот почему Горький и
те, великие, -- младенец и взрослые, росток из-под земли едва пробившийся, и дремучие, древние дубы.
Но они кончают, а он начинает. Они -- настоящее и прошлое, а он -- будущее. Откуда идет Россия,
можно судить по ним, а куда, -- по Горькому.
Сознание, идущее к стихии народной, воплотилось в тех, великих. Обратное движение -народная
стихия, идущая к сознанию, воплотилась в Горьком.
Сознание над стихией властвует. Народ, идущий к сознанию, есть народ, идущий к власти.
Возникающее сознание народа -- возникающая власть народа -- "народовластие", "демократия". Горький
есть первый и единственный сейчас представитель возникающей русской демократии.
Лица тех великих -- гениально личные, неповторяемые; таких лиц никогда еще не было и никогда
уже не будет. У Горьких как бы вовсе нет лица; лицо как у всех собирательное, множественное,
всенародное. Но правда единственных, правда личностей ("аристократия" в высшем смысле) уже
совершилась, достигнута; а правда всех, правда множества ("демократия" тоже в высшем смысле) еще
только совершается, достигается. Последнее, величайшее явление личности -- в тех великих; первое,
самое малое явление всенародности -- в Горьком.
Нас пугает безличность множества. Но, ведь, всякий зародыш безличен, всякое семя без-образно,
а между тем таит в себе возможность нового прекраснейшего образа, новой совершеннейшей личности.
Если семя не умрет, то не оживет: надо умереть одному, чтобы ожить всем; надо умереть личности,
чтобы ожить множеству.
Те великие слишком сложны; потому-то и стремятся так жадно к простоте, к всенародной или
только простонародной стихийности. Горький слишком прост; потому-то и стремится так жадно к
сознательной или только к полусознательной сложности.
Как явление художественного творчества, Толстой и Достоевский неизмеримо значительнее
Горького. О них можно судить по тому, что они говорят; о Горьком -- нельзя: важнее всего, что он
говорит, то что он есть. Самая возможность такого явления, как он, как они -- потому что он -- многие
или будет многими, самая возможность эта, в смысле жизненном, не менее значительна, чем все
художественное творчество Толстого и Достоевского.
В этом же смысле жизненном, он, "малый", -- не меньшее знамение времени, чем те великие. И,
может быть, сейчас не в них, а в него надо вглядеться, чтобы понять наше время, ответить на вопрос,
куда идет Россия.
II
Несколько лет назад предсказывали "конец Горького". В предсказании была правда и ложь. Как
пророк "сверхчеловеческого босячества" Горький действительно кончился. Но кончился один Горький -начался
другой.
Страшное испытание огнем -- ложною славою -- выдержал он, как немногие. Сделал, хотя бы
бессознательно, то, что способны делать только самые сильные русские люди -- "сжечь все, чему
Стр.1