Мельников-Печерский П. И.
БАБУШКИНЫ РОССКАЗНИ
Рассказ
--------------------------------Мельников-Печерский
П. И. Собрание сочинений в 6 т.
М., Правда, 1963. (Библиотека "Огонек").
Том 1, с. 195-240.
OCR: sad369 (г. Омск)
--------------------------------Бабушка
Прасковья Петровна Печерская кончила жизнь далеко за сотню
годов от роду. На старости лет хватила старушка греха на душу - молодилась.
Бывало, бабушке все восьмой десяток в доходе. Лет двадцать пять доходил -
так и не дошел.
Бабушка Прасковья Петровна на самом-то деле была мне прапрабабушкой,
да мы все ее бабушкой звали. И это старушке нравилось.
Спросишь, бывало:
- В котором году родились вы, бабушка?
- А вот уж года-то, mon cœur, {душа моя (франц.)} и не упомню, -
ответит. - Да ты считай: покойница матушка принесла меня в самый тот день,
как на Охте попа жгли. Привозил того попа в Петербург князь Дундук, а князь
Дундук в ту пору был еще некрещеный, и тот поп был у него самый набольший:
по-нашему архиерей, по-ихнему, по-калмыцки, чурлама. Он в Петербурге возьми
да и помри, а по калмыцкому закону мертвого попа надо жечь. Ну и сожгли.
Весь Петербург тогда на Охту высыпал: всякому лестно было поглядеть, как
попов жгут. И батюшка с матушкой, дай бог им царство небесное, ездили.
Матушку-то в народе и помяли: как приехала домой, так меня и принесла...
Так-то, Андрюша!.. Ты знал ли, голубчик, что я недоносок?
- Бабушка! да ведь этому больше ста лет. [Сожжение чурламы было в мае
1736 года.]
- Полно-ка ты, - заворчит бабушка, - молод еще надо мной смеяться!..
Сто лет!.. Эк что сморозил!.. Перекрести лоб-от, опомнись... Семьдесят
восемь либо семьдесят семь - это может статься, а ты уж гляди-ка что
махнул!.. Сто годов!.. Прошу покорно!..
И пойдет, бывало, ворчать бабушка, но не надолго: добрая была старушка
и меня очень любила. С малолетства был я ее баловнем. Меня, бывало, так и
звали: бабушкин внучек да бабушкин внучек. И она очень это любила.
Глуха под старость стала и видела плохо, но память сохранила редкую.
И, как часто бывает с людьми преклонных лет, хорошо помнила только время
молодости. Как начнет, бывало, свои россказни про времена елизаветинские да
екатерининские - все до подробности расскажет, а французского погрому не
помнила, хоть и вывезли ее из Москвы за пять часов до вступления Наполеона
и она, крестясь и глухо рыдая, всю ночь проглядела из подмосковной на
страшное зарево славного пожара.
- Как же это вы забыли, бабушка, как Наполеон-от в Москву приходил? -
спросишь, бывало, ее.
- Нет, милый Андрюша, не припомню. Не припомню, родной... И долго жила
на Москве, а такого не помню... Да кто он такой был? По прозвищу из
чужестранцев, должно-быть?
- Француз, бабушка.
- Француз!.. Нет, моя радость, такого не помню. И хвастать не хочу.
Много ведь французов-то тогда на Москве проживало... Да он кто таков?
Танцовщик аль гувернер, может статься?
- Император, бабушка.
- Император!?. Как так император?.. Какой?
- Император французов, бабушка.
- Перестань, Андрей!.. Грех над бабушкой смеяться. Господь счастье
отнимет... Смотри-ка, что вздумал. Нашел у французов императора!.. А еще
учишься!.. Нехорошо... Императоров, mon cœur, во всем свете только двое -
наш да еще римский; салтан турецкий тоже в ранге императора состоит, только
не совсем, для того, что некрещенный. А у французов, mon cœur, король, roi
de France et de Navarre. {Король Франции и Наварры. (франц.)} Да... Как
нынешнего-то зовут? Louis seize все еще царствует, аль дофин воцарился?
- Эх, бабушка, чего хватилась! Да теперь уж лет пятьдесят, как
Людовику головку срубили.
Стр.1