Н. С. Лесков. Детские годы
(Из воспоминаний Меркула Праотцева)
--------------------------------Лесков
Н.С. Собрание сочинений в 11 т.
М., Государственное издательство художественной литературы, 1957;
Том 5, с. 279-450.
OCR: sad369 (г. Омск), сентябрь 2004 г.
--------------------------------I
Я
думаю, что я должен непременно написать свою повесть, или, лучше
сказать, - свою исповедь. Мне это кажется вовсе не потому, чтобы я находил
свою жизнь особенно интересною и назидательною. Совсем нет: истории,
подобные моей, по частям встречаются во множестве современных романов - и
я, может быть, в значении интереса
новизны не расскажу ничего такого
нового, чего бы не знал или даже не видал читатель, но я буду рассказывать
все это не так, как рассказывается в романах, - и это, мне кажется, может
составить некоторый интерес, и даже, пожалуй, новость, и даже назидание.
Я не стану усекать одних и раздувать значение других событий: меня к
этому не вынуждает искусственная и неестественная форма романа, требующая
закругления фабулы и сосредоточения всего около главного центра. В жизни
так не бывает. Жизнь человека идет как развивающаяся со скалки хартия, и я
ее так просто и буду развивать лентою в предлагаемых мною записках. Кроме
того, здесь, может быть, представит
некоторый интерес, что эти записки
писаны человеком, который не будет жить в то время, когда его записки могут
быть доступны для чтения. Автор уже теперь стоит выше всех предрассудков
или предвзятых задач всяких партий и направлений и ни с кем не хочет
заигрывать; а это, надеюсь, встречается не часто. Я начну свою повесть с
детства, с самых первых своих воспоминаний: иначе нельзя. Англичане это
прекрасно поняли и давно для осязательного изображения характеров и духа
человека начинают свои романы с детства героев и героинь. Ребенок есть тот
же человек в миниатюре, которая все увеличивается.
"Дитя
- это отец будущего человека", - говорят любящие эффект
французы, а здравый смысл наших предков еще глубже и проще выразил это
поговоркою: "каков в колыбельку, таков и в могилку".
Итак, прежде чем вы наступите на мою отшельническую могилу, не
откажитесь подойти к моей детской колыбели, - иначе, я боюсь, вы, как и
другие, будете недоумевать: зачем я очутился в монастырской ограде?
Поэт Бенедиктов, произведениями которого я вдохновлялся в дни моей
юности (я был юн тогда, когда еще юноши любили поэзию), однажды напугал
меня. Вычитав у него, что "счастье наше" не что иное, как "перл, опущенный
на дно", и что "кто лениво влагу тянет и боится, что хмельна", то, "слабый
смертный, не достанет он жемчужного
образцом человека, который, "согрев в душе отвагу, вдруг из чаши дочиста
гонит жизненную брагу в распаленные уста". Я с детства уже приспособлялся
припасть - и без передышки, без удержа, выпить мою чашу, достать со дна ее
заветный перл, и я ее выпил и - слышу над собою:
Вот счастливец! дотянулся;
Чашу разом о земь хлоп...
Браво, браво! оглянулся,
А за ним отверзтый гроб.
Да, это так: за мной отверзтый гроб - и в виду его я обращуся к моей
колыбели и попробую расставить легкие вехи для обозначения моих
скитальчеств между двумя крайними точками бытия.
Я был странный путник: бодрый, но неудержимо стремящийся вперед, я
беспрестанно терял тропу, путался, и когда я хотел поправиться, то
выходило,
Единственный поворот, сделав который я немножко ориентировался, это - тропа
в скит. Только усевшись здесь, в этой старой вышке, где догорает моя
что я не знал, куда повернуть, и еще хуже запутывался.
зерна", я пленился другим образцом,
Стр.1