Александр Иванович Куприн
Леночка
Текст сверен с изданием: А. И. Куприн. Собрание сочинений в 9 томах. Том 5. М.: Худ.
литература, 1972. С. 193 -- 203.
Проездом из Петербурга в Крым полковник генерального штаба Возницын нарочно остановился
на два дня в Москве, где прошли его детство и юность. Говорят, что умные животные, предчувствуя
смерть, обходят все знакомые, любимые места в жилье, как бы прощаясь с ними. Близкая смерть не
грозила Возницыну, - в свои сорок пять лет он был еще крепким, хорошо сохранившимся мужчиной. Но в
его вкусах, чувствах и отношениях к миру совершался какой-то незаметный уклон, ведущий к старости.
Сам собою сузился круг радостей и наслаждений, явились оглядка и скептическая недоверчивость во всех
поступках, выветрилась бессознательная, бессловесная звериная любовь к природе, заменившись
утонченным смакованием красоты, перестала волновать тревожным и острым волнением обаятельная
прелесть женщины, а главное, - первый признак душевного увядания! - мысль о собственной смерти стала
приходить не с той прежней беззаботной и легкой мимолетностью, с какой она приходила прежде, - точно
должен был рано или поздно умереть не сам он, а кто-то другой, по фамилии Возницын, - а в тяжелой,
резкой, жестокой, бесповоротной и беспощадной ясности, от которой на ночам холодели волосы на голове
и пугливо падало сердце. И вот его потянуло побывать в последний раз на прежних местах, оживить в
памяти дорогие, мучительно нежные, обвеянные такой поэтической грустью воспоминания детства,
растравить свою душу сладкой болью по ушедшей навеки, невозвратимой чистоте и яркости первых
впечатлений жизни.
Он так и сделал. Два дня он разъезжал по Москве, посещая старые гнезда. Заехал в пансион на
Гороховом поле, где когда-то с шести лет воспитывался под руководством классных дам по фребелевской
системе. Там все было переделано и перестроено: отделения для мальчиков уже не существовало, но в
классных комнатах у девочек по-прежнему приятно и заманчиво пахло свежим лаком ясеневых столов и
скамеек и еще чудесным смешанным запахом гостинцев, особенно яблоками, которые, как и прежде,
хранились в особом шкафу на ключе. Потом он завернул в кадетский корпус и в военное училище.
Побывал он и в Кудрине, в одной домовой церкви, где мальчиком-кадетом он прислуживал в алтаре,
подавая кадило и выходя в стихаре со свечою к Евангелию за обедней, но также крал восковые огарки,
допивал "теплоту" после причастников и разными гримасами заставлял прыскать смешливого дьякона, за
что однажды и был торжественно изгнан из алтаря батюшкой, величественным, тучным старцем,
поразительно похожим на запрестольного бога Саваофа. Проходил нарочно мимо всех домов, где когда-то
он испытывал первые наивные и полудетские томления любви, заходил во дворы, поднимался по
лестницам и почти ничего не узнавал - так все перестроилось и изменилось за целую четверть века. Но с
удивлением и с горечью заметил Возницын, что его опустошенная жизнью, очерствелая душа оставалась
холодной и неподвижной и не отражала в себе прежней, знакомой печали по прошедшему, такой светлой,
тихой, задумчивой и покорной печали...
"Да, да, да, это старость, - повторял он про себя и грустно кивал головою. - Старость, старость,
старость... Ничего не поделаешь..."
После Москвы дела заставили его на сутки остановиться в Киеве, а в Одессу он приехал в начале
страстной недели. Но на море разыгрался длительный весенний шторм, и Возницын, которого укачивало
при самой легкой зыби, не решился садиться на пароход. Только к утру страстной субботы установилась
ровная, безветренная погода.
В шесть часов пополудни пароход "Великий князь Алексей" отошел от мола Практической гавани.
Возницына никто не провожал, и он был этим очень доволен, потому что терпеть не мог этой всегда
немного лицемерной и всегда тягостной комедии прощания, когда бог знает зачем стоишь целых полчаса
у борта и напряженно улыбаешься людям, стоящим тоскливо внизу на пристани, выкрикиваешь изредка
театральным голосом бесцельные и бессмысленные фразы, точно предназначенные для окружающей
публики, шлешь воздушные поцелуи и наконец-то вздохнешь с облегчением, чувствуя, как пароход
начинает грузно и медленно отваливать.
Пассажиров в этот день было очень мало, да и то преобладали третьеклассные. В первом классе,
кроме Возницына, как ему об этом доложил лакей, ехали только дама с дочерью. "И прекрасно", -
подумал офицер с облегчением.
Все обещало спокойное и удобное путешествие. Каюта досталась отличная - большая и светлая, с
двумя диванами, стоявшими под прямым углом, и без верхних мест над ними. Море, успокоившееся за
Стр.1