Хорошее море
Оригинал здесь: http://krzizanovskij.narod.ru/Hor_m.htm
Ай, Черное море, хорошее море
Э.Багрицкий
I
Стрелка вокзальных часов, дернувшись, показала четыре пятьдесят. Поезд медлительным ядром
выскальзывает из стеклянного жерла Брянского вокзала. Пассажиры моего вагона меняют верхние полки
на нижние, заказывают постель, спорят о том, открыть или закрыть окна, а если открыть, то справа или
слева. Проводник отбирает билеты: завернутые в бумажные простыньки плацкарт, они ложатся вглубь
коричневых мешков его вагонной книги, а пассажиры, хотя солнцу еще далеко до заката, начинают
спускать спальные полки и громоздиться на деревянных насестах.
Мы не отъехали от Москвы еще и десятка километров, а я уже отделил, может быть, приблизительно,
москвичей, едущих в Одессу, от одесситов, возвращающихся восвояси. Первые говорят: Одесса. Вторые:
Одэсса.
Входит старший проводник. Он произносит краткое и убедительное слово о том, что для плевков
имеются плевательницы, а что мусорный ящик, в конце вагона, предназначен только для мусора, и
исключительно для мусора, и ни для чего другого. Солнце гаснет. На потолке вспыхивают электрические
лампы. В проходе вагона торчат плоские задки туфель, каблуки сапог и обтянутые чулками пятки. Я
успел увидеть не то два, не то три сна. Просыпаюсь от остановки. С левой верхней полки: "Это что за
станция?" - с правой: "Черезбрянск".
Утром редко-редко березки. Все больше сосны и дубняк. Потом притиснутые к земле кусты. Потом
степь. Кто-то, вытянув голову и шею из окна, говорит: Одесса. Да, Одесса. Навстречу мчатся зеленые
пальцы уксусного дерева, надгородная пыль и каменные тычки гор. Перрон. И сразу разительная разница
между о т к у д а и к у д а. В Москве на трех уезжающих - один провожающий, а здесь, в Одессе, на
одного приезжающего - трое встречающих.
Вот я и мои чемоданы на трамвае номер восемнадцать. Мы с чемоданами сразу же попадаем в
совершенно новый лексический мир. Оказывается, что: вагоновожатый не вагоновожатый, а "ватман";
кондукторша - "кондуктрисса"; ролик, или токосниматель, как называет его техника, - "бигель";
управляющий трамвайным движением - "лоцман зализницы". На стене трама висят объявления и
плакаты: одно о том, что "До зупинки" нельзя вставать, другое о том, что "Лучше встать на пятнадцать
минут раньше, чем рисковать своей ЖИЗНЬЮ".
Мой сосед, вероятно москвич, спрашивает смеясь: "Ну, а если я еду на десять минут езды, то выходит,
что надо раньше встать, чем сесть". Он же: "Удивительный город Одесса, вот видите там объявление -
"Зубной кабинет ликувания" - казалось бы, зубы болят, чего тут ликовать, а ликуют".
Трамвай, вычертив кривую, поворачивает к Фонтанам. Проезжаем мимо Куликова Поля. Вот здесь, за
зеленоватым скучным домом жил катаевский Петя с "Канатной улицы" угол "Куликова Поля".
На шестнадцатой станции пересаживаюсь на девятнадцатый номер. Это скрипучая дряхлая клеть, еле-еле
ворочающая своими колесами. На Фонтане так и говорят: лучше на одиннадцатом (разумей - на своих
двоих), чем на девятнадцатом. Трамвай, отскрежетав две-три станции, останавливается. С передней
площадки просовывается лицо и стальная рукоять вагоновожатого - ватмана. Голос среди публики:
"Току нет?" Ответ ватмана: "На нас хватит". Едем дальше. На белых камнях прифонтанских дач
мелькают имена и слова: "Врач Парижер" - "Здесь продают утков, цыплев и яйцо" - "Зубной врач Капун".
Раз или два слева блеснула голубая чешуя моря и снова рыжие холмы, пористый, вырастающий в стены
и дома, одесский ракушняк, прибитые ветром к земле кусты и бестолочь камней, разбросанных по
дороге.
Приехали. Станция Ковалевская. Навстречу бежит лохматый пес Шарик (здесь все псы на тридцать верст
вправо и влево -Шарики), он лижет мне руки и осторожно хватает зубами за полу пальто. Ну вот.
Стр.1