Года два тому назад одна женщина, любящая поэзию
Лермонтова и иногда (хоть это немного смешно теперь) плачущая об его судьбе, говорила: "Вот
попомните мое слово, даже юбилея его не справят как следует: что-нибудь помешает. <...> При жизни
мучили, смерть оскорбили, после смерти семьдесят лет память его приносили в жертву памяти Пушкина
-- и уж как-нибудь да случится, что юбилея Лермонтова не будет". <...> Не в тихие дни труда и спокойствия справляет Россия мирный праздник
своей поэзии. <...> Столетний юбилей Лермонтова совпал с ужасами войны. <...> Как сто лет назад, когда в
"спаленной пожаром" Москве поэт появился в мир, так и теперь, когда вся краткая жизнь его уже стала
для нас преданием, -- все помыслы России обращены туда, на запад, где снова решаются судьбы Европы. <...> Конечно, юбилей Лермонтова не пройдет незамеченным; но несомненно и то, что голоса войны в
значительной доле его заглушат. <...> В мирные дни мы отпраздновали бы его громче; несколько дней вся
Россия жила бы воспоминаниями о поэте, размышлениями о нем, как, например, было недавно, во дни
торжеств гоголевских. <...> Мертвому Лермонтову не нужны наши
почести, наши поздние сожаления:
Что жизни мелочные сны,
И стон, и слезы бедной девы
Для гостя райской стороны? <...> Но земной судьбе Лермонтова, еще не оконченной, его маленькому бессмертию, живущему здесь,
в нашей среде, в нашей памяти, -- до юбилея есть дело. <...> Мы в этом не виноваты, но и не виноват Лермонтов. <...> Простите за общее место, но из песни слова не выкинешь: виновата судьба. <...> В
общежитии встречали его "месть врагов и клевета друзей", бывшие столько же следствием его дурного
характера, как и благородного "жара души". <...> Пробуждение внутренней самодеятельности, как естественное продолжение толчка,
данного Петром Великим, создание и укрепление внешней мощи России -- дело их рук. <...> Первый воспел Творца, второй -тварь; Державин -- господина, Пушкин -- раба; Державин -- Фелицу-Екатерину, Пушкин -- декабристов и
горестную судьбу "бедного Евгения". <...> Основание <...>
Фрагменты_о_Лермонтове.pdf
В.Ф. ХОДАСЕВИЧ
Фрагменты о Лермонтове
1
Мне вспоминается маленькое пророчество. Года два тому назад одна женщина, любящая поэзию
Лермонтова и иногда (хоть это немного смешно теперь) плачущая об его судьбе, говорила: "Вот
попомните мое слово, даже юбилея его не справят как следует: что-нибудь помешает. При жизни
мучили, смерть оскорбили, после смерти семьдесят лет память его приносили в жертву памяти Пушкина
-- и уж как-нибудь да случится, что юбилея Лермонтова не будет".
Так почти и случилось. Не в тихие дни труда и спокойствия справляет Россия мирный праздник
своей поэзии. Столетний юбилей Лермонтова совпал с ужасами войны. Как сто лет назад, когда в
"спаленной пожаром" Москве поэт появился в мир, так и теперь, когда вся краткая жизнь его уже стала
для нас преданием, -- все помыслы России обращены туда, на запад, где снова решаются судьбы Европы.
Конечно, юбилей Лермонтова не пройдет незамеченным; но несомненно и то, что голоса войны в
значительной доле его заглушат. В мирные дни мы отпраздновали бы его громче; несколько дней вся
Россия жила бы воспоминаниями о поэте, размышлениями о нем, как, например, было недавно, во дни
торжеств гоголевских.
Теперь этого не будет. Маленькое пророчество, к несчастию, сбылось. Конечно, тени поэта в ее,
так сказать, большом бессмертии нет уже дела до наших чувств. Мертвому Лермонтову не нужны наши
почести, наши поздние сожаления:
Что жизни мелочные сны,
И стон, и слезы бедной девы
Для гостя райской стороны?
Но земной судьбе Лермонтова, еще не оконченной, его маленькому бессмертию, живущему здесь,
в нашей среде, в нашей памяти, -- до юбилея есть дело. Давно окончились отношения между людьми и
Лермонтовым-человеком. Но отношения между ними и Лермонтовым-поэтом никогда не прерывались.
Юбилей -- одна из страниц в истории этих отношений, и не все равно, как она будет написана. Но вот -она
не написалась "как следует". Мы в этом не виноваты, но и не виноват Лермонтов. Кто же виноват?
Простите за общее место, но из песни слова не выкинешь: виновата судьба.
Если теперь Лермонтову "не посчастливилось" с юбилеем, то это только отдельное, оторванное
звено из той цепи несчастных событий, которая звалась его жизнью. Он родился некрасивым и этим
мучился. С детских лет жил среди семейных раздоров и ими томился. Женщины его мучили. В
общежитии встречали его "месть врагов и клевета друзей", бывшие столько же следствием его дурного
характера, как и благородного "жара души". Нужно было выстрадать слишком много, чтобы и к Богу
обратиться с последней благодарностью и последней просьбой:
За все, за все Тебя благодарю я...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Устрой лишь так, чтобы Тебя отныне
Недолго я еще благодарил.
Бога Лермонтов укорял много раз. Но нигде укор не был выражен им с таким вызовом, как в этом
язвительном прозаизме:
Устрой лишь так, чтобы Тебя отныне
Недолго я еще благодарил.
Вот строки, кажется, самые кощунственные во всей русской литературе: в них дерзость
содержания подчеркнута оскорбительной простотой формы.
2
Стр.1