Константин Яковлевич Грот
Поэтесса АННА ПЕТРОВНА БУНИНА.
(К 100-летней годовщине ее смерти 4 декабря 1829 г.) [1]
Публикация Е. К. Федорова, 2003.
Оригинал находится здесь: http://www.ostrov.ca/kgrot/ap_bunina.htm.
Одну из стен музея бывшего Пушкинского Дома, ныне Института Русской Литературы, в
соседстве с портретами кн. Дашковой, Шишкова, Державина, Карамзина и др., украшает портрет
миловидной средних дет брюнетки с выразительным лицом и вьющимися волосами, в костюме первой
четверти XIX в., сидящей в непринужденной позе у стола с книгами (копия работы известного
художника-портретиста того времени Варнека, ок. 1820 г.). Портрет этот с давних пор украшал залы
Академии Наук, как унаследованный с другими в коллекции русских писателей и ученых от Российской
Академии, приобретшей и приобщившей его к собранию портретов своих членов, хотя изображенная de
jure и не состояла при жизни в их числе (она была почетным членом "Беседы любителей русского слова").
Женщина, удостоившаяся этой чести, была известная в свое время писательница и первая, составившая
себе достаточно громкое имя, русская поэтесса - Анна Петровна Бунина.
Родившись в 1774 г., Бунина появилась на литературном поприще с первым значительным
печатным трудом поздно, когда ей было за 30 дет, в 1806 г., а умерла рано, на 55 году жизни, в конце 1829
г., более 100 лет тому назад. Уже скоро после Отечественной войны она стала страдать от развившейся у
ней болезни, рака (в груди), и постепенно прогрессировавшие страдания принудили ее рано забросить
свою литературную работу, так что последние пятнадцать лет своей жизни она почти уже ничего не
писала; надо только удивляться, как плодовита была ее работа в такой краткий (менее, чем 10-летний)
период авторства.
А. П. Бунину, как поэтессу, знают теперь почти только по имени, как и вообще большую часть
старых наших поэтов ее эпохи и ее типа: такова участь всего устаревшего - не перворазрядного, будь оно
даже для своего времени замечательно и значительно. Но в данном случае на объективную оценку автора
в свое время повлияло и другое. Это был господствовавший у нас тогда отрицательный взгляд не только
ее современников, но и последующих поколений, почти вплоть до эпохи 1860-х годов, на женский вопрос,
на права женщины, на ее труд, особенно в умственной сфере. На женщину - писательницу, как на явление
аномальное, причуду своего рода, смотрели снисходительно и пренебрежительно, с несколько шутливым
или насмешливым подходом, и не только толпа, но нередко и люди с высшим образованием, и такое
клеймо иронии, часто облеченное в остроумную шутку какой-либо современной знаменитости или ей
приписанное, прочно приставало к литературному имени и традиционно передавалось потомству из
поколения в поколение. Не избежала этого, между прочим, и Бунина.
Правда, имя "Русской Сафо", "Десятой Музы" и пр. было дано ей вовсе не в насмешку, а как
лестная, шутливая похвала со стороны многочисленных и достаточно компетентных поклонников ее
дарования. Одному из них (В. С. Раевскому) приписывается экспромт после первого с ней знакомства:
"Я вижу Бунину, и Сафо наших дней
Я вижу в ней."
Но и этот эпитет подавал повод зло подшучивать над ней, напр. в известном мадригале
Батюшкова:
"Ты Сафо, я Фаон, об этом я не спорю,
Но, к моему ты горю,
Пути не знаешь к морю." [2]
Кроме того, к остроумной шутке кого-то из лицейских поэтов 1-го курса подал повод начальный
стих пьесы Буниной, посвященной Державину, под заглавием "Сумерки", изображающий закат, - стих,
вырванный из связи с другими и потому могущий в таком виде возбудить недоумение.[3]
Но, конечно, все это острословие нисколько не может повлиять на объективную историколитературную
оценку творчества Буниной. Она своим образованием и развитием принадлежит еще
Екатерининской эпохе: учителями ее и образцами в словесной науке, в языке и слоге были Державин,
Стр.1