Из лицейских воспоминаний Я. К. Грота (VI курса: 1826-1832)
К. Я. Грот. Пушкинский Лицей (1811--1817). Бумаги I курса, собранные академиком Я. К. Гротом
СПб., "Академический проект", 1998
OCR Бычков М. Н.
В введении к нашему сборнику, по поводу собирания моим отцом реликвий и бумаг 1-го,
Пушкинского курса, помещено несколько воспоминаний о его пребывании в Лицее и раннем
благоговейном отношении его к лицейской старине, к Пушкину и к Пушкинским преданиям. Эти
воспоминания заимствованы главнейшим образом из его известной книжки, посвященной Пушкину и
Лицею. Но свидетельства и впечатления Я. К. Грота, как воспитанника VI курса, столь близкого к
Пушкинскому "шестилетию" Лицея, еще окруженного его обстановкой и отчасти персоналом и как бы
дышавшего той же духовной атмосферой, настолько важны и ценны, что будет вполне уместным
остановиться на этом предмете здесь еще раз, чтобы познакомить читателей вообще с воспоминаниями Я.
К. о пребывании своем в Лицее, в их целом, вошедшими в его "Автобиографические
Заметки" {Автобиографические заметки, см. "Я. К. Грот. Несколько данных к его биографии и
характеристике" Спб. 1895 и "Труды" Я. К. Грота, т. V, стр. 5--12}.
В дополнение к материалам этого сборника я считаю поэтому вполне целесообразным поместить
здесь это извлечение из "Заметок" и присоединить к нему, в виде комментария, несколько известий,
документов (писем) и выдержек из личных лицейских бумаг Я. К., сохраненных им от пребывания в
Лицее.
Вот это извлечение из автобиографии:
"Лицейский пансион {Где Я. К. Грот учился с 1823 г. К. Г.} служил тогда единственным
рассадником для Лицея. В последний переходили через каждые три года 25 лучших пансионеров
известного возраста, и там учение продолжалось шесть лет. На этом основании я и поступил 26-го августа
1826 года в Лицей, где я с самого начала до конца считался первым воспитанником по успехам и
поведению.
Лицей имел тогда назначением приготовлять молодых людей для поступления как в высшие
гражданские ведомства, так и в военную службу. Воспитанники не были обязаны, при самом
поступлении, избрать то или другое поприще, и потому все проходили один общий курс, соединявший по
возможности науки философские (humaniora) с юридическими. Еще в последнее время царствования
Александра I на Лицее отразилась общая перемена во внутренней политике: Энгельгардт, при котором
воспитанники действительно пользовались большой свободой, навлек на себя неудовольствие Государя и
был заменен генералом Гольтгоером, который до того был директором так называемого Дворянского
полка, и приобрел репутацию начальника, умевшего поддерживать строгую дисциплину. Действительно,
он завел в Лицее порядок, и нарушения не проходили безнаказанно. Он был добрый, хотя и неученый
немец, впрочем, знавший порядочно математику и потому ставивший ее выше всех наук. Содержали нас
не дурно, если взять в расчет, что на каждого воспитанника отпускалось в сутки не более 10 коп.
Из стен Лицея к родным и знакомым отпускали нас по праздникам только на день, и мы не могли
отлучаться никуда за пределы Царского Села и Павловска. Тот же порядок соблюдался даже и во время
вакаций. Это в сильной степени развивало между тогдашними лицеистами дух товарищества и было
благоприятно для занятий. Но слишком большое разнообразие предметов, которые нам преподавались, и
какое-то смешение гимназического курса с университетским вредило основательности учения: в состав
нашего курса входили исторические и политические науки, и право, и высшая математика с физикой. Из
древних языков нас учили только латинскому, из новых иностранных французскому и немецкому
(английский был введен гораздо позднее).
Недостаток основательного обучения вознаграждали мы в некоторой мере свободным чтением:
конечно, многие ограничивались одними романами, но другие читали также исторические сочинения,
классических писателей и поэтов. Не надо забывать, что мы поступили в Лицей только через 9 лет после
выпуска Пушкина и Дельвига: предание о них и их товарищах было так еще свежо и не могло не иметь
большого влияния на все наше умственное развитие: любовь к поэзии и попытки в стихотворстве
сделались между нами тем более общими, что первый наш профессор по русской литературе -Кошанский
-- поощрял это направление. Между профессорами было несколько очень хороших:
Кошанский по русской и римской литературе, Тилло по французской, Шульгин по географии и
статистике, Врангель по правам и политической экономии, Архангельский по математике. Последний, к
сожалению, скоро умер. Кошанский учил нас года два, Тилло года четыре. Преемники их -- Георгиевский,
Карцов и Жилле были совсем не то, но между тем первые уже успели возбудить в некоторых из нас
любовь к литературе и самостоятельному труду. По крайней мере, я в этом отношении считаю себя много
Стр.1