Христиан Георгиевич Раковский принадлежит к числу тех довольно немногочисленных деятелей коммунистического движения, интерес к которому подпитывается не столько фактом его трагической гибели как борца со сталинским режимом, сколько многочисленными, порождающими различные истолкования его деяниями, а также довольно скудной информацией об отдельных периодах его жизни, туману к которым он в свое время добавил автобиографией, написанной для 41-го тома энциклопедического словаря братьев Гранат («Деятели СССР и Октябрьской революции (Автобиографии и биографии)»). <...> Тогда редакция словаря пояснила свой замысел следующими словами: «История деятелей облекает плотью и кровью выводы массовых наблюдений и отражает изгибы жизни, не поддающиеся статистическому учету. <...> Но для этого такая история деятеля должна быть историей только субъективной, должна быть написана самим деятелем; лишь тогда она приобретает объективно высокую ценность». <...> Признание даже за написанной революционным деятелем автобиографией «объективно высокой ценности» волей-неволей становится своего рода «планкой объективности» для оценки плодов «конкретно-исторического исследования», авторами которого стали Г.И. Чернявский, М.Г. Станчев и М.В. Тортика (Лобанова). <...> В начале ХХ столетия, по признанию авторов, «его работы не сосре37 № 1(2) 2015 А.И. Рупасов дотачивались на строго отобранной тематике, не отличались глубиной проникновения в ту проблематику, которой он занимался в каждый данный момент». <...> Судя по всему, авторы считали, что данный недостаток компенсировался тем, что Раковский «стремился использовать максимум источников на разных языках, не допускал произвольных оценок, выступал в качестве аналитика, а не легковесного журналиста» (с. <...> В дальнейшем, насколько можно судить из текста, процесс совершенствования аналитических способностей у Раковского полностью остановился: после революционных потрясений 1917 г. в России он лишь «усугубил <...>