ПАХАРЬ
ПОВЕСТЬ
Оригинал текста находится по адресу: Машинный фонд русского языка
ПЕРВЫЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ
I
Звонили к вечерне. <...> В эти часы весенних ясных вечеров
Москва ни с чем сравниться не может! <...> Я как будто воскрес душою, когда миновал Замоскворечье, проехал
последнюю улицу, обставленную трактирами, запруженную народом,
подводами, сайками, калачами, баранками, и очутился, наконец, за заставой. <...> С каждым шагом вперед, кругом делалось тише и тише, воздух свежее и
свежее. <...> К
счастию, недолго было дожидаться: на пятнадцатой версте я повернул на
проселок. <...> Все оживает: в самой
тонкой ветке, в самых нежных стебельках движется свежий сок, хлынувший из
корня, которому так тепло теперь под землею, нагретою солнцем. <...> Мириады
насекомых роями жужжат в воздухе, снуют и качаются на гибких травках
молодой зелени. <...> Солнце везде и всюду: солнце насквозь пронизывает густые чащи, не
успевшие еще заслониться листом; солнце донимает в глубине лесов и оврагов
остатки рыхлого, почерневшего снега; солнце жаркими лучами обливает поля,
где сквозь редкую еще зелень блистают новые отпрыски озимого хлеба и
желтеет прошлогоднее, дотлевающее жнивье. <...> Местами проселок был влажен; но нигде не было следа грязи: колеса
катились как по бархату, оставляя по чернозему следы, как бы покрытые
лаком. <...>
III
Мне следовало проехать около двухсот верст по этому проселку. <...> Проселок, цепляясь с
другими, бежит вперед и вперед, открывая поминутно новые виды: где
деревушку, которая боязливо лепится по косогору, где пруд с головастыми
ветлами, осокой и дощатым плотом, на нем толпа баб с вальками и
коромыслами, пруд, отражающий клочок неба и кровлю перекосившейся
избушки; где группу кудрявых дубков с вьющимися над ними галками и
отдыхающим в стороне стадом; где гладь, бескрайную, необозримую гладь
полей, и посреди ее, на каком-нибудь перекрестке, одинокий крест <...>
Пахарь.pdf
ПАХАРЬ
ПОВЕСТЬ
Оригинал текста находится по адресу: Машинный фонд русского языка
ПЕРВЫЕ ВПЕЧАТЛЕНИЯ
I
Звонили к вечерне. Торжественный гул нескольких сотен колоколов
усиливался постепенно и разливался мягкими волнами над Москвою. При
ярком блеске весеннего солнца, начинавшего клониться к западу, Москва
казалась волшебным, золотым городом. В эти часы весенних ясных вечеров
Москва ни с чем сравниться не может! Но все-таки не нахожу слов, чтобы
передать радостное чувство, которое овладело мною при расставании с
городом. Я как будто воскрес душою, когда миновал Замоскворечье, проехал
последнюю улицу, обставленную трактирами, запруженную народом,
подводами, сайками, калачами, баранками, и очутился, наконец, за заставой.
Шум и возня, превращающие близость застав в многолюдный базар,
делают еще заметнее резкий переход из города на поле. С каким наслаждением
откидываешь верх тарантаса! А между тем впечатление еще не полно: долго
попадаются возы с телятами, овощами и припасами всякого рода, встречаются
толпы каменщиков, плотников и других рабочих. Все это невольно приводит
на память городскую возню и суматоху, которую только что покинул и которая
так давно наскучила. Время от времени приходится проезжать длинные села с
каменным барским домом, как бы перенесенным сюда прямо с Тверского
бульвара. На улице народ в картузах и синих мещанских кафтанах; бабы в
штофных коротайках; парни похожи на фабричных щеголей; девки с бойкими
глазами и пухлыми, белыми руками, никогда не бравшими серпа. Все почти
подворотни превращены в лавочки: везде весы, баранки, деготь и ободья; в
окнах неуклюжие самовары. Верст за десять и даже более от заставы
встречаются щегольские, расписанные цветами тележки, в которых
величественно восседает толстая мещанка с золотисто-фиолетовым платком на
голове; рядом помещается такой же толстый сожитель, мещанин, - купец,
поставляющий крупу или муку в один из столичных лабазов... И долго, еще
долго будут попадаться давно наскучившие и как бы скроенные на один лад
физиономии; долго станет преследовать звяканье медных пятаков, смешанное с
тем несносным, одуряющим голову дребезжаньем, которое преследует вас в
городе и днем, и ночью. Приморские жители уверяют, что звук, который
слышится в больших раковинах, происходит от того будто бы, что в их пустоте
навсегда остается шум моря: "море нашумело", говорят они. Надо полагать,
человеческое ухо, как эти раковины, если не всегда, то надолго способно
сохранять шум города. Город давно уже успел исчезнуть; исчезли постепенно и
самые признаки городской суетливости; даже колокольный звон, долго
покрывавший все остальные звуки, тонул и терялся в пространстве. Но все еще
в ушах раздавались шум и трескотня улиц, грохот экипажей, хлопотливый
говор, знакомые голоса и восклицания... Я страшно тяготился городом!..
Разлука с ним чувствительна для тех, кто оставляет за собою особенно
близких людей или особенно дорогие воспоминания; но когда нет ни тех ни
других, когда покидаешь одну суетную, мелкую жизнь, оставляющую после
себя чувство умственной и душевной усталости и непременно чувство
какого-то неудовольствия и даже раскаяния, - разлука с городом делается
Стр.1