» Восклицание, недоумение, растерянность, бессилие и священный ужас слились в этом вопросе, высказавшемся вдруг среди уверенного критического борения с мыслью Толстого у одного из его современников. <...> Почему острая своей неожиданностью мифологизация великого писателя вылилась в образ древнего хтонического чудовища? <...> Нашим героем выступает Петр Евгеньевич Астафьев (1846–1893), который, несмотря на растущие в последнее время публикации его сочинений и исследований его творчества, все еще остается в числе «забытых» персонажей истории русской философии и публицистики, чье бессмертие, в отличие от Персея, обеспечивают, главным образом, сноски и комментарии к произведениям «великих» авторов. <...> Астафьев сумел создать вполне законченное самостоятельное представление о творчестве Толстого. <...> Слово и самосознание личности для Астафьева невозможны друг без друга. <...> По мнению Астафьева, они подняли волну посредственности в литературе, превратили слово в утилитарное орудие разума. <...> «Тенденция» изгоняла из искусства все индивидуальное, личное и гениальное. <...> По его словам, Толстой обладает «даром гениально объективного воспроизведения действительности в художественных образах», в которых живет «внутренняя правда действительности», «там сама жизнь». <...> Более того, по мнению Астафьева, Толстой завоевал русскому народу «право считаться культурным народом». <...> Как и Персею, ему потребовался блестящий щит премудрой Афины, чтобы создать в нем отражение чудовища, ибо отраженный взгляд теряет свою губительную мощь. <...> Однажды восприняв личность и мысль Толстого в образе хтонического существа, Астафьев будет неуклонно следовать логике метафоры, исчерпывая ее внутренние смысловые ресурсы. <...> «Натуры глубокие, богато одаренные и страстные оставляют и на своих судьбах и делах… резко отмечающую их печать цельности, законченности и какой-то роковой стихийной последовательности. <...> Именно «законченность и стихийная, неуклонная <...>