Abstract: аrticle represents introduction in genealogy of lacanism which the author thinks as the reference «to Lacan himself». <...> Во французской философии XX в. школы и течения сменяли друг 34 друга, как картинки «волшебного фонаря». <...> Этот образ «волшебный фонарь», использованный Сартром в уничижительном смысле для обозначения структуралистского «уничтожения» истории длительностей, можно применить к французской философии в целом, ведь обращение к длительностям не позволяет ухватить французскую мысль, четко ситуированную в пределах каждого десятилетия. <...> Статичная картинка «волшебного фонаря», будучи включена в серию, обретает смысл именно наряду с другими, себе подобными и иными; смысл в том и состоит, чтобы отсылать к другим, в ряду которых она остается прежней. <...> Волшебство «волшебного фонаря» основано на метафоре: он не симулирует реальность, но отсылает к ней. <...> Эта реальность, помимо того что позволяет обойти столь болезненные проблемы исторической репрезентации, позволяет своим акторам сосуществовать, со-трудничать и со-беседовать, даже если в той реальности, которую репрезентирует история длительностей, они были едва знакомы. <...> Нашим предметом являются длительности, но не единая универсальная длительность. <...> Оставив в стороне ряд длительностей, мы обратимся к структурному их изучению, не гипостазируя структуры и не субстантивируя протяженности. <...> Такая позиция вызовет (и мы хотим, чтобы вызвала) праведный гнев психоаналитиков: всем известно, что Лакан был психоаналитиком, и его приверженность психоанализу увела его даже из психиатрии. <...> Мулинье замечает, что существует три возможных прочтения Лакана: философское, психоаналитическое и, наконец, не-философское и не-психоаналитическое [2, р. <...> Однако мы наотрез отказываемся от такого психоаналитического прочтения, при котором действия героя и его теоретические построения выводятся из эдипального треугольника или оральной стадии и которым, увы, грешит даже такой несравненный знаток лакановского <...>