Алексей Максимович Горький
ЛЕДОХОД
На реке, против города, семеро
плотников спешно чинили ледорез,
ободранный за зиму слободскими мещанами на топливо.
Весна запоздала в том году - юный молодец Март смотрел Октябрем; лишь
около полуден - да и то не каждый день - в небе, затканном тучами, являлось
белое - по-зимнему - солнце и ныряло в голубых проталинах между туч,
поглядывая на землю неприветливо и косо.
Уже была пятница страстной недели, а капель к ночи намерзала синими
сосулями в пол-аршина длиною; лед на реке, оголенной от снега, тоже был
синеватый, как зимние облака.
Работали плотники - а в городе печально и призывно пела медь
колоколов. Головы рабочих поднимались вверх, глаза задумчиво тонули в
сероватой мгле, обнявшей город, и часто топор, занесенный для удара,
нерешительно, на секунду останавливался в воздухе, точно боясь разрубить
ласковый звон.
Там и тут на широкой полосе реки криво торчали сосновые ветви,
обозначая дороги, полыньи и трещины во льду; они поднимались вверх, точно
руки утопающего, изломанные судорогами.
Томительной скукой веет от реки: пустынная, прикрытая ноздреватой
коростой, она лежит безотрадно прямою дорогой во мглистую область, откуда
уныло и лениво дышит сырой, холодный ветер.
...Староста Осип,
чистенький и складный мужичок, с правильной
серебряной бородкой, аккуратно завитой в мелкие кольца на розовых щеках и
гибкой шее, - всегда и всюду заметный, староста Осип покрикивает:
- Шевелись поживей, курицыны дети! И обращается ко мне, насмешливо
внушая:
- Наблюдающий, - ты чего в небе ковыряешь тупым твоим носом? Ты для
какого дела приставлен, спросить тебя? Ты - от подрядчика, от Василь
Сергеича?
Стало быть - подобат тебе наяривать нас - работай живо,
такой-сякой народ! Вот для какого подвигу ты налажен, а ты - на свое дело
моргаешь, дите мое, горький сухостой! Моргать тебе не положено, ты гляди в
оба да покрикивай, коли тебя вроде десятника до нас приспособили... ты -
командуй, кукушкино яичко!
Он снова кричит на ребят:
- Не зевай! Лешие, - надобно сегодня конец делу положить, али нет?
Сам он - первейший лентяй артели. Превосходно знает свое дело, умеет
работать ловко, споро, со вкусом и увлечением, но - не любит утруждать себя
и постоянно рассказывает волшебные истории. Как раз в разгар работы, когда
люди вопьются в нее и работают молча, сосредоточенно, вдруг плененные
желанием сделать всё ладно и гладко, - Осип заводит журчащим голоском:
- А вот, братцы мои, был случай...
Две-три минуты, люди как будто
не слушают его, самозабвенно тешут,
строгают, рубят, а мягонький тенорок мечтательно течет и вьется, опутывая,
связывая внимание людей. Голубые ясные глаза Осипа сладко прищурены, он
покручивает пальцами курчавую бородку и, чмокая от удовольствия, нижет
слово за словом...
- Поймал он этого линя, положил в пещер, идет лесом - думает: "А и
будет же уха у меня..." Только вдруг - не знай откуда - кричит голос
женской, тонкой: "Елеся-а, Елеся-а..."
Длинный костлявый мордвин Ленька, по прозвищу Народец, - молодой
парень с маленькими изумленными глазками, - опустил топор и стоит, открыв
рот.
- А из пещера отвечают басищем, густо: "Зде-ся-а!.." И в ту самую
минуту крышка с пещера - хлобысь, линь оттедова - прыг и пошел, пошел
назад, в омут свой...
Старик-солдат Санявин, угрюмый пьяница, страдающий одышкой и давно
чем-то обиженный на всю жизнь, хрипит:
- Как это он, линь, пошел посуху, ежели он - рыба?
- А говорить рыбе назначено? - ласковенько спрашивает Осип.
Мокей Будырин, мужик серый, с собачьим лицом - скулы и челюсти
выдвинуты вперед, а лоб запрокинут, - человек молчаливый и неприметный, не
торопясь, выпускает через нос три любимые свои слова:
- Это совсем верно...
Каждый раз, когда рассказывают что-нибудь чудесное, страшное, грязное
или злое, - он негромко, но непоколебимо уверенно отзывается:
- Это - совсем верно...
Стр.1