Война войне!

Во время обстрела германцами одного французского селения, лежащего недалеко от границы, германской пулей была убита жена мэра (старосты) этого селения. <...> Мэр селения с величайшими усилиями вымолил для них пощаду. <...> Память о нем должна сохраниться в веках, и у будущей могилы его склонятся с благоговением все, кому дорог Бог, разум, любовь, братство в человеке, в то время, когда с отвращением и тоскою будут обходить могилы венчаемых теперь лаврами вождей и героев братоубийства, коронованных и некоронованных убийц и разбойников. <...> Вчера, когда я подходил к станции, я услыхал в толпе пассажиров, прибывших с прошедшего из Тулы поезда, разговоры о несчастии, случившемся только-что на станции с 14-ти летним мальчиком. <...> На скамейке у одной из ближайших к станции дач истерически плакала девушка, которая видела, как произошло только-что это несчастие. <...> Когда я вошел во двор станции, я увидал на подъезде бившуюся в безумных, судорожных рыданиях женщину, мать мальчика, которую поддерживали две женщины и юноша. <...> Станционный сторож бежал к ней с водою. <...> Двери пассажирской комнаты 2-го класса были заперты и около них стоял не впускавший туда никого стражник. <...> Там два, живущие на даче близ станции, врача, кончали перевязку несчастного ребенка. <...> Сторож, вышедший из комнаты, где лежал мальчик, сказал, что он не выживет. <...> И сторож-солдат и все присутствовавшие при этом полны ужаса, и весь дачный поселок долго будет полон этим потрясением. <...> А там, на позициях, и сейчас, сию вот минуту, не слепая механическая сила тяжело нагруженных вагонов, а миллионы человеческих рук режут таких же материных детей, очень часто совсем мальчиков - года на четыре всего старше этого, -- прокалывают им внутренности, отрывают им бомбами руки, ноги, головы... <...> И в том, что мы ко всему привыкаем -- к самому ужасному, в этом -- самый ужасный из ужасов. <...> Вот проделывает разные штуки с ружьем человек с унылым лицом, с огромной <...>