ЧИТАЯ И ВЧИТЫВАЯСЬ Валерия Шубина становится текстом Колыма рованный политический заключенный Георгий Георгиевич Демидов, в прошлом физик-теоретик, ученик Ландау, еще на каторге дал себе слово описать пережитое. <...> В самом факте письменного свидетельства он видел оправдание своей жизни, тех двадцати лет, которые прошли в тюрьмах, лагерях, ссылке. <...> Время террора прошло, но доносы, официальные угрозы, окрики никуда не девались. <...> И вспоминается ответ страстотерпца Аввакума своей протопопице, спросившей: «Долго ли еще мучиться, батюшка? <...> Три книги рассказов и повестей «Оранжевый абажур», 2009; «Любовь за колючей проволокой», 2010; «Чудная планета», 2011) читаются на одном дыхании. <...> Оттого, что нельзя изменить прошлое, оживить замученных и расстрелянных, нельзя заменить идеологический фанатизм человечностью и восстановить в правах милосердие. <...> На каторге он отучился на нее уповать. <...> С годами тема, которой Демидов посвятил жизнь (советская каторга, Колыма), перестала считаться запретной. <...> Яковлевым, в результате чего спустя год ей были возвращены рукописи отца. <...> Жест, которым у Соловецкого камня на Лубянке люди стягивают с себя головные уборы, пожалуй, более всего соответствует ей. <...> Для мира проклятого и жестокого нужна особая всепроникающая человечность. <...> В известной арестантской песне этот мир с горькой иронией назван «чудной планетой». <...> Цитируемый отрывок из нее предпослан одной из книг По прошествии лет эта песня ста«З–С» Ноябрь 2016 97 «З–С» Ноябрь 2016 Демидова, которая так и названа – «Чудная планета». <...> Сразу загибались здесь заключенные-новички: от тяжелого труда, перемены климата, болезней, да просто от обыкновенной тоски, «хотя в официальных документах этот пункт не значится», – пишет Демидов. <...> Доходяги из горных, самых страшных, лагерей – каторжанских приисков и рудников, переведенные сюда на поправку здоровья, быстро освобождались досрочно («врезали дуба») от дистрофии в необратимой стадии. <...> . Даже оледенелое <...>