* ЧАСТЬ ПЕРВАЯ *
I
В Гороховой улице, в одном из больших домов, народонаселения которого
стало бы на целый уездный город, лежал утром в постели, на своей квартире,
Илья Ильич Обломов. <...> Цвет лица у Ильи Ильича не был ни румяный, ни смуглый, ни положительно
бледный, а безразличный или казался таким, может быть, потому, что Обломов
как-то обрюзг не по летам: от недостатка ли движения или воздуха, а может
быть, того и другого. <...> Комната, где лежал Илья Ильич, с первого взгляда казалась прекрасно
убранною. <...> Илья Ильич проснулся, против обыкновения, очень рано, часов в восемь. <...> Это Захар спрыгнул с лежанки, на которой
обыкновенно проводил время, сидя погруженный в дремоту. <...> Захар не старался изменить не только данного ему богом образа, но и
своего костюма, в котором ходил в деревне. <...> Серый сюртук и жилет нравились ему и потому, что в
этой полуформенной одежде он видел слабое воспоминание ливреи, которую он
носил некогда, провожая покойных господ в церковь или в гости; а ливрея в
воспоминаниях его была единственною представительницею достоинства дома
Обломовых. <...> Дом Обломовых был когда-то богат и знаменит в своей стороне, но потом,
бог знает отчего, все беднел, мельчал и наконец незаметно потерялся между не
старыми дворянскими домами. <...> Вот отчего
Захар так любил свой
серый сюртук. <...> А впрочем, дай-ка
я прочту еще раз со вниманием письмо старосты, а потом уж и встану. <...> Барин, кажется, думал: "Ну,
брат, ты еще больше Обломов, нежели я сам", а Захар чуть ли не подумал:
"Врешь! ты только мастер говорить мудреные да жалкие слова, а до пыли и
до паутины тебе и дела нет". <...> Но он был в затруднении, о чем думать: о письме ли старосты, о переезде
ли на новую квартиру, приняться ли сводить счеты? <...> Директор думает, - почти шепотом прибавил Судьбинский, - что он потерял
его... нарочно. <...> - В самом деле, не видать книг у вас! - сказал Пенкин. <...> Пенкин вдруг смолк, видя, что действительно он далеко хватил. <...> А письмо старосты, а квартира?" - вдруг вспомнил он и задумался <...>
Обломов.pdf
Иван Александрович Гончаров. Обломов
---------------------------------------------------------------------------Версия
1.0 от 08 мая 1998 г. Сверка произведена по "Обломов" (Москва,
Государственное издательство детской литературы, 1954).
(c) Права на этот электронный текст принадлежат Публичной электронной
библиотеке (Евгению Пескину), 1998 год. Разрешено свободное распространение
при условии сохранения целостности текста (включая данную информацию).
Разрешено свободное использование для некоммерческих целей при условии
ссылки на источник.
Библиотека Евгения Пескина
Публичная Электронная Библиотека - товарный знак и знак обслуживания,
принадлежащие Евгению Пескину.
E-mail:eugene@eugene.msk.su
---------------------------------------------------------------------------Роман
в четырех частях
* ЧАСТЬ ПЕРВАЯ *
I
В Гороховой улице, в одном из больших домов, народонаселения которого
стало бы на целый уездный город, лежал утром в постели, на своей квартире,
Илья Ильич Обломов.
Это был человек лет тридцати двух-трех от роду, среднего роста,
приятной наружности, с темно-серыми глазами, но с отсутствием всякой
определенной идеи, всякой сосредоточенности в чертах лица. Мысль гуляла
вольной птицей по лицу, порхала в глазах, садилась на полуотворенные губы,
пряталась в складках лба, потом совсем пропадала, и тогда во всем лице
теплился ровный свет беспечности. С лица беспечность переходила в позы всего
тела, даже в складки шлафрока.
Иногда взгляд его помрачался выражением будто усталости или скуки; но
ни усталость, ни скука не могли ни на минуту согнать с лица мягкость,
которая была господствующим и основным выражением, не лица только, а всей
души; а душа так открыто и ясно светилась в глазах, в улыбке, в каждом
движении головы, руки. И поверхностно
наблюдательный, холодный человек,
взглянув мимоходом на Обломова, сказал бы: "Добряк должен быть, простота!"
Человек поглубже и посимпатичнее, долго вглядываясь в лицо его, отошел бы в
приятном раздумье, с улыбкой.
Цвет лица у Ильи Ильича не был ни румяный, ни смуглый, ни положительно
бледный, а безразличный или казался таким, может быть, потому, что Обломов
как-то обрюзг не по летам: от недостатка ли движения или воздуха, а может
быть, того и другого. Вообще же тело его, судя по матовому, чересчур белому
свету шеи, маленьких пухлых рук, мягких плеч, казалось слишком изнеженным
для мужчины.
Движения его, когда он был даже встревожен, сдерживались также
мягкостью и не лишенною своего рода грации ленью. Если на лицо набегала из
души туча заботы, взгляд туманился, на лбу являлись складки, начиналась игра
сомнений, печали,
испуга; но редко
тревога эта застывала в форме
определенной идеи, еще реже превращалась в намерение. Вся тревога
разрешалась вздохом и замирала в апатии или в дремоте.
Как шел домашний костюм Обломова к покойным чертам лица его и к
изнеженному телу! На нем был халат
из персидской материи, настоящий
восточный халат, без малейшего намека на Европу, без кистей, без бархата,
без талии, весьма поместительный, так что и Обломов мог дважды завернуться в
него. Рукава, по неизменной азиатской моде, шли от пальцев к плечу все шире
и шире. Хотя халат этот и утратил свою первоначальную свежесть и местами
заменил свой первобытный, естественный
лоск другим, благоприобретенным, но
все еще сохранял яркость восточной краски и прочность ткани.
Халат имел в глазах Обломова тьму неоцененных достоинств: он мягок,
Стр.1