Николай Васильевич Гоголь. Ночи на вилле
Они были сладки и томительны, эти бессонные ночи. Он сидел больной в
креслах. Я при нем. Сон не смел касаться очей моих. Он безмолвно и
невольно, казалось, уважал святыню ночного бдения. Мне было так сладко
сидеть возле него, глядеть на него. Уже две ночи, как мы говорили друг
другу: ты. Как ближе после этого он стал ко мне! Он сидел все тот же
кроткий, тихий, покорный. Боже, с какою радостью, с каким бы веселием я
принял бы па себя его болезнь, и если бы моя смерть могла возвратить его к
здоровью, с какою готовностью я бы кинулся тогда к ней.
Я не был у него эту ночь. Я решился наконец заснуть ее у себя. О, как
пошла, как подла была эта ночь вместе с моим презренным сном! Я дурно спал
ее, несмотря на то, что всю неделю проводил ночи без сна. Меня терзали
мысли о нем. Мне он представлялся молящий, упрекающий. Я видел его глазами
души. Я поспешил на другой день поутру и шел к нему как преступник. Он
увидел меня лежащий в постели. Он усмехнулся тем же смехом ангела, которым
привык усмехаться. Он дал мне руку. Пожал ее любовно: "Изменник! - сказал
он мне.- Ты изменил мне".- "Ангел мой! - сказал я ему.- Прости меня. Я
страдал сам твоим страданием, я терзался эту ночь. Не спокойствие был мой
отдых,
прости меня!" Кроткий! Он пожал мою руку! Как я был полно
вознагражден тогда за страдания, нанесенные мне моею глупо проведенного
ночью. "Голова моя тяжела",- сказал он. Я стал его обмахивать веткою лавра.
"Ах, как свежо и хорошо!" - говoрил он. Его слова были тогда, что они были!
Что бы я дал тогда, каких бы благ земных, презренных этих, подлых этих,
гадких благ, нет! о них не стоит говорить. Ты, кому попадутся, если только
попадутся, в руки эти нестройные cлабые строки, бледные выражения моих
чувств, ты поймешь меня. Иначе они но попадутся тебе. Ты поймешь, как гадка
вся груда сокровищей и почестей, эта звенящая приманка деревянных кукол,
называемых людьми. О, как бы тогда весело, с какой бы злостью растоптали
подавил все, что сыплется от могущего скиптра полночного царя, если б
только знал, что за это куплю усмешку, знаменующую тихое облегчение на лице
его.
"Что ты приготовил для меня такой дурной май!"- сказал он мне,
проснувшись, сидя в креслах, услышав шумевший за стеклами окоп истер,
срывавший благовония с цвевших диких жасминов и белых акаций и клубивший их
вместе с листками роз.
В 10 часов я сошел к нему. Я его оставил за 3 часа до этого времени,
чтобы отдохнуть немного и чтобы доставить какое-нибудь разнообразие, чтобы
мой приход потом был ему приятнее. Я сошел к нему в 10 часов. Он уже более
часу сидел один. Гости, бывшие у пего, давно ушли. Он сидел один, томление
скуки выражалось на лице его. Он меня увидел. Слегка махнул рукой,
"Спаситель ты мой!" - сказал он мне. Они еще доныне раздаются в ушах моих,
эти слова. "Ангел ты мой! ты скучал?" - "О, как скучал!" - отвечал оп мне.
Я поцеловал его в плечо. Он мне подставил свою щеку. Мы поцеловались. On
все еще жал мою руку.
Он не любил и не ложился почти вовсе в постель. Он предпочитал свои
кресла и то же свое сидячее положение. В ту ночь ему доктор велел
отдохнуть. Он приподнялся неохотно и, опираясь па мое плечо, шел к своей
постеле. Душенька мой! Его уставший
медленное движение шагов его... Все
взгляд, его теплый пестрый сюртук,
это я вижу, все это передо мною. Оп
сказал мне на ухо, прислонившись к плечу и взглянувши па постель: "Теперь я
пропавший человек".- "Мы всего только полчаса останемся в постеле,- сказал
я ему.- Потом перейдем вновь в твои кресла".
Я глядел на тебя, мой милый, нежный цвет! Во все то время, как ты спал
или только дремал па постеле и в креслах, я следил твои движения и твои
мгновенья, прикованный непостижимою к тебе сплою.
Как странно нова была тогда моя жизнь и как вместе с тем я читал в ней
повторение чего-то отдаленного, когда-то давно бывшего. Но, мне кажется,
трудно дать идею о ней: ко мне возвратился летучий свежий отрывок моего
юношеского времени, когда молодая душа ищет дружбы и братства между
молодыми своими сверстниками и дружбы решительно юношеской, полной милых,
почти младенческих мелочей и наперерыв оказываемых знаков нежной
привязанности; когда сладко смотреть
очами в очи и когда весь готов на
пожертвования, часто даже вовсе не нужные. И все эти чувства сладкие,
молодые, свежие - увы! жители невозвратимого мира - все эти чувства
возвратились ко мне. Боже! Зачем? Я глядел на тебя. Милый мой молодой цвет!
Затем ли пахнуло на меня вдруг это свежее дуновение молодости, чтобы потом
Стр.1