№ 1 Андрей Владимирович Топычканов, кандидат исторических наук, старший научный сотрудник кафедры истории и теории политики факультета политологии МГУ имени М.В. Ломоносова (Россия), e-mail: topychkanov@gmail.com ПОЛИТИЧЕСКОЕ ПРОСТРАНСТВО ЦАРСКИХ РЕЗИДЕНЦИЙ XVII ВЕКА: ВЕРТИКАЛЬНОЕ И ГОРИЗОНТАЛЬНОЕ ИЗМЕРЕНИЯ1 Современный рост интереса к концепту «политическое пространство» в значительной степени связан с использованием его в рамках конструктивистских исследований. <...> С этих позиций данная статья рассматривает процесс организации политического пространства царских загородных резиденций XVII в. и выявляет два способа его конструирования. <...> Первый вел к созданию иерархически (вертикально) организованного политического пространства, второй — горизонтального пространства. <...> В первом случае политической субъектностью наделялись исключительно представители верховной власти, а во втором — каждый участник политической коммуникации. <...> Оба способа использовались синхронно, что было вызвано не только необходимостью удовлетворить частные интересы, но и потребностью в усиливающем взаимодействии, когда подданные получали те или иные преимущества в обмен на признание легитимности верховной власти. <...> Andrey Vladimirovich Topychkanov, Kandidat of Historical Sciences, Senior Researcher, History and Theory of Politics Program, Political Science Department, Lomonosov Moscow State University (Russia), e-mail: topychkanov@gmail.com POLITICAL SPACE IN THE TSARS’ RESIDENCES OF THE 17th CENTURY: VERTICAL AND HORIZONTAL DIMENSIONS The current growing interest in the concept of “political space” is largely associated with its use within constructivist studies. <...> Adopting this perspective, this article examines the construction of political space in tsarist country residences of 1 Публикация подготовлена в рамках поддержанного РГНФ научного проекта №16-L03-50107. <...> The fi rst led to the creation of a hierarchically (vertically) organized political space, the second — to a horizontal space. <...> In the fi rst case, only representatives of the supreme power were endowed with political subjectivity, while in the second every participant in the political communication process <...>